– Ты что, вытащила у него из рюкзака раковину? – строго спросила Полина у сестры и со всего маху ударила Костика по руке. Удар пришелся в косточку на запястье, он охнул и от неожиданности отпустил Олю. – Зачем? Да еще без разрешения.
– Она ы-пала. Я не о-тела брать у-ое. – Оля отчаянно всхлипывала. – Я о-тела пос-ма-эть, аюска.
«Она выпала. Я не хотела брать чужое, я хотела посмотреть моллюска», – перевела Полина и скосила глаза на раковину на ладошке сестры. Та была крупная, лакированная, с красивым, очень симметричным завитком. Из ее розового зева действительно виднелось что-то белое.
– На, забирай свое дерьмо. – Полина схватила раковину и сунула ее Костику в руку. – Подумаешь, за добро он свое испугался! Ты бы ее ударил еще. Герой.
– Полька, я не хотел. – В голосе Костика сквозила растерянность. – Я просто подошел к лежаку и увидел, что она раковину держит. Решил, что она в рюкзаке моем рылась. А я с детства не терплю, когда мои вещи без разрешения трогают. Вот меня и накрыло. Сам не знаю, что я с цепи сорвался. Я эти раковины вчера в Новом Свете купил. Как сувениры для друзей в Москве. Испугался, что она разобьет. Девчонки, простите меня, я не должен был так ее пугать.
– Пошли отсюда. – Полина обняла Олю и повела ее к своему лежаку. – Даже не подходи больше к этому уроду, поняла?
Оля закивала головой. Ее била крупная дрожь, сестра икала и тяжело дышала.
– Я бы не а-била. Я не а-тела.
«Я бы не разбила, я не хотела». Полине стало ужасно жалко несчастную Олю, которая действительно не хотела сделать ничего плохого. Сестру было так легко испугать, а главное, что после любого стресса она так тяжело возвращалась в спокойное состояние, что Полине захотелось прибить Костика на месте. Обернувшись, чтобы метнуть в него полный презрения взгляд, она увидела, что он судорожно одевается, чтобы уйти с пляжа.
«Нагадил – и в кусты, – презрительно подумала она. – Ну что ж сегодня за день такой. С самого утра сплошные разочарования в людях. Точнее, в мужиках. Хотя в этом нет ничего нового, я никогда не была высокого мнения о той части человечества, которая носит штаны».
– Там хоть моллюск-то был? Успела ты разглядеть? – спросила она у Оли с мягкой улыбкой, показывая сестре, что ничего страшного не произошло.
– Не успела, – сообщила ей сестра на своем, едва понятном языке. – Но там кто-то точно был. Я мизинец засунула, чтобы его достать, а тут Костя меня за руку схватил. Больно. – Лицо ее снова сморщилось перед скорыми слезами.
– Ну и черт с ним, – сообщила Полина, не давая ей заплакать. – А знаете что, пойдемте лучше мороженое есть.
– Перед обедом? – усомнилась мама.
– До обеда еще два часа. Как раз успеем снова проголодаться, – авторитетно заявила Полина. – Оль, ты какое хочешь, фисташковое или шоколадное? – Ответ она знала, сестра любила шоколад во всех его проявлениях, и спрашивала лишь затем, чтобы переключить мысли сестренки на что-то более приятное.
– Акала-ное, – охотно повелась Оля. – Ва арика.
– Ладно, куплю тебе два шарика. – Полина натянула сарафан, жалея, что утром не надела привычные шорты и майку, и потуже затянула хвост на голове. – Мам, ты с нами?
– С вами, куда я без вас, – проворчала та, с нежностью глядя на дочерей.
После мороженого неожиданно сходили на представление в дельфинарий. Билеты, конечно, стоили дороговато, поэтому мама с ними не пошла, заявив, что отдохнет в номере. Полина была уверена, что ей ни за что не понравятся трюки, выполненные в неволе, но глядя на гладкие лоснящиеся бока двух дельфинов, прыгающих под самый купол в большое кольцо, делающих двойное сальто и ловко перекидывающих мяч, вдруг испытала давно забытый детский восторг.
Оля, затаив дыхание, сидела рядом, обхватив ее руку влажными от волнения пальцами. В дельфинах было что-то таинственное. Просто магия какая-то. Они выглядели гораздо более человечными, чем некоторые люди. И Полина многое бы отдала, чтобы оказаться сейчас в воде, вместе с ними.
Впрочем, такая услуга в ценнике дельфинария была. В вечернее время можно было провести с дельфином в воде полчаса и заплатить за это удовольствие около пятнадцати тысяч рублей. В оплату входил гидрокостюм, лакомство для подкормки, а также возможность второму человеку присутствовать в зале дельфинария и снимать первого на фотоаппарат либо камеру.
Желание прижаться к дельфиньему боку, заглянуть в маленькие умные глазки, пошептать что-то, обнять дельфина за шею и почувствовать себя с ним единым целым у Полины было, а вот лишних пятнадцати тысяч не было. Поэтому, отбив ладони, неистово хлопая артистам по окончании представления, она с некоторым сожалением вышла на улицу и вывела постоянно оглядывающуюся Олю.
– Здорово, правда? – спросила она.
– Оо-во, – подтвердила сестра.
– Ну и хорошо. Теперь пошли за мамой и на обед.