В Коктебеле никто не торопится

– Нет, с чего ты взяла? – спросила она. – Мы не ссорились вовсе. Просто Никита сегодня занят и не смог прийти на пляж.

– А ты из-за этого расстроилась? Ты плакала, я видела.

– Оля, ты же тоже иногда плачешь из-за всякой ерунды, – сказала Полина. – У меня было плохое настроение с утра, потому что я планировала провести этот день с Никитой, а у него оказались другие планы. Но это не страшно. Люди никогда не должны подстраиваться под чужие ожидания. Он делал сегодня то, что считал нужным. Но завтра мы обязательно увидимся. И нам, в отличие от вас с Костиком, даже мириться не придется.

Оля просияла. Мысль, что Полина сравнила себя с Никитой, с ней и Костиком, явно пришлась ей по душе. Круглая мордаха порозовела от счастья.

– Тогда я сейчас спать пойду, – радостно воскликнула она. – Если заснуть, то ночь пройдет быстро-быстро. А утром можно будет идти мириться. Только дай мне слово, что ты больше не будешь плакать.

– Кто не будет плакать? – На балконе появилась мама, устроившая небольшую постирушку и теперь вынесшая целый таз белья к натянутым на балконе веревкам.

– Никто не будет, – быстро ответила Полина. – Мы не собираемся плакать, да, Оля? Мы совсем наоборот, будем петь и смеяться, как дети.

– Вот болтушка. – Впрочем, в мамином голосе не было сердитости, скорее привычная нежность по отношению к старшей дочери. – Олька, марш в комнату, дай Поле от нас отдохнуть. Видишь, она решила книжку почитать. А ты у нее под ногами путаешься. Вот не поедет она с нами больше в отпуск, будешь знать.

– Куда ж я денусь, – пробормотала Полина, а Оля вскочила со своего плетеного кресла, от переизбытка чувств сделала неуклюжий пируэт и побежала в комнату, стукнувшись о балконную дверь.

– Я пать, – прокричала она. – Я ольше По-е ешать е уду.

– Вот колода, – беззлобно пробормотала Полина себе под нос. Как бы то ни было, свою младшую сестру она очень любила.

Легкий свист, раздавшийся из кустов снизу, заставил ее насторожиться. Вчерашний страх перед преследующими ее бандитами, с утра растворившийся в солнечном свете, в темноте вдруг вернулся, заставив покрыться холодным потом. Она вдруг осознала, что в свете торшера является прекрасной мишенью, хорошо заметной снизу. Ей захотелось плюхнуться на пол и поползти в сторону комнаты, чтобы спрятаться от надвигающейся неведомой опасности. И только нежелание пугать маму и Олю удержало ее на месте. Она словно вросла в плетеное сиденье кресла.

Свист повторился, и к ее ногам упала кипарисовая шишечка, закинутая на балкон второго этажа чьей-то ловкой рукой.

– Пони, ну ты чего, – услышала она и шумно выдохнула от облегчения. Голос принадлежал Никите. – Я тебе свищу-свищу, а ты не реагируешь.

– Не свисти, богатство просвищешь, – лукаво сказала она, вскакивая с кресла и перегибаясь через балконные перила. – Ты где был целый день, лишенец?

– Чижик-пыжик, где ты был, – просвистел Никита. И добавил: – Пойдем, погуляем. Или у тебя другие планы на вечер?

– Нет у меня никаких планов. Сейчас спущусь, – пообещала она.

– Будешь отпрашиваться у мамы, скажи, что вернешься утром, – негромко напутствовал он ее. – Потому что раньше утра мы никак не управимся. У меня на тебя большие виды. – Полина почувствовала, как в южной черноте ночи заалели ее щеки.

Чмокнув маму и пробормотав что-то маловразумительное, она, как была, в шортах и майке, слетела по лестнице вниз и, не ожидая от себя подобной прыти, повисла у Никиты на шее. Он ловко подхватил ее и прижал к себе.

– Я соскучился, – абсолютно серьезно сказал он.

– Ник, а куда ты утром ушел? – спросила она, понимая, что не выдержит ни минуты, если не расставит все точки над i. Чужая тайна угнетала недосказанностью, которая возникла между ними, и Полине хотелось, чтобы она сгинула, растворилась, исчезла и все стало ясно и понятно. – Ты по телефону звонил кому-то, я слышала. Извини.

Никита немного отстранился и внимательно посмотрел на нее.

– Подслушивала?! – полувопросительно-полуутвердительно сказал он. – Пони, ты все-таки очень женщина, честное слово.

– Понимаешь, вокруг что-то происходит, – немного виновато сказала Полина. – Я всей кожей чувствую, что это что-то плохое. Злое, понимаешь? И мне надо обязательно разобраться, что именно.

– Надо, значит, разберешься, – сообщил он. – А звонил я своей сестре.

– Кому? – Полине показалось, что она ослышалась.

– Сестре. Ты думаешь, что только у тебя одной есть сестра?

– Нет, не думаю. И твою сестру зовут Лариса?