В колхозной деревне

«Марина! Дети уехали со мной. — «Со мной» жирно подчеркнул. — Выбирай любое: или живи одна, без детей, или приезжай к нам в город.

Василий».

* * *

В город Кошелевы приехали поздно вечером.

Дома их встретила квартирная хозяйка, женщина грузная и до крайности любопытная. Имела она привычку обходить человека кругом и заглядывать ему в глаза.

— С семейством вас, Василий Иванович, с домочадцами, — приветствовала хозяйка Василия и ласково ущипнула Машу за щеку. — Теперь, поди, и супружницу ждать недолго?

— Теперь недолго, — ответил Василий.

Спать Кольку и Машу он устроил на кровати, а сам лег на полу. Кровать была двухспальная, высокая, на колесиках. Ее уступила Василию сердобольная хозяйка в тот день, когда он снял у нее комнату: «Почивайте, сердце мое. Кровать веселая, старинная!»

От малейшего прикосновения в ней назойливо ныли пружины и, словно колокольцы на бубне, звенели разболтанные никелированные шары и трубки.

Утром Василий поднялся рано, быстро оделся и не успел взять затасканный брезентовый портфель, как вдруг заметил острый, подозрительный взгляд Кольки.

— А когда Ивана Грозного смотреть пойдем?

— Успеется! Ты спи, отдыхай — в гостях всегда спать помногу полагается.

И отец ушел на работу.

В первый же день Колька показал Маше все известные ему городские достопримечательности: базарные весы, качели, тележку мороженщицы, — но дальше базарной площади идти не решился: уж очень воинственно были настроены городские мальчишки. Даже Колькина милиционерская фуражка не произвела на них никакого впечатления.

Во дворе Колька познакомился с сыном квартирной хозяйки и даже начал помогать ему красить клетку для кроликов. Но пухлый, с ямочками на щеках Витька, неосторожно повернувшись, опрокинул банку с краской и обиженно закричал на Кольку:

— Из-за тебя все, колхозник!

Колька мазнул Витьку по щеке краской и убежал в комнату.

Стало скучно. Вечер почему-то запаздывал. Казалось, что даже солнце в городе двигалось ленивее, чем в деревне.

Отец вернулся поздно и в коридорчике за дверью принялся готовить на керосинке обед.

Колька напомнил ему про кино.

— А мы завтра сходим, — ответил отец. — Не убежит твое кино.

На другой и на третий день повторилось то же самое: отец поздно возвращался из конторы, ссылался на усталость и обещал наградить за все в выходной день.

Колька хмурился.

Только Маша была довольна городом.

Ей все здесь пришлось по душе: и подружки во дворе, научившие ее играть в «домики» и прыгать через веревочку, и множество подвод и людей на улицах и даже тятькина кровать, высокая и звонкая.

В первый же день по приезде в город Маша нарисовала угольком на стене черную палочку.

— Это трудодень! — пояснила она отцу. — Ну чей, чей? Понятное дело, не мой. Я маленькая — мне трудовые дни не полагаются. А ты большой, да не колхозный. Тебе тоже не полагается. Мамкин трудодень. Я дома ей всегда на стене записывала и здесь буду…

Василий усмехнулся, но ничего не сказал.

Со дня на день он ждал приезда Марины. Вот войдет она в комнату, сначала, конечно, будет спорить, обижаться, а потом увидит, как прижились здесь Колька с Машей, и ей ничего не останется, как смириться.

По утрам Василий шел на базар или к железнодорожному переезду, через который обычно въезжали в город березовские колхозники, и долго пропускал мимо себя нагруженные всякой всячиной подводы. Но Марины не было.

«Врешь, приедешь! — с раздражением думал Василий. — Дети-то у меня. А без них не проживешь: потянет…»

* * *

Утром Колька проснулся от веселого звона и треньканья пружин.

Маша, крепко прижимая к себе куклу, подпрыгивала на кровати: «Но-но, соколики!» Верно, ей казалось, что она мчится с Надькой на лихой тройке с колокольчиками.

Колька сердито столкнул сестру с кровати.

— Брысь!.. Ты зачем сюда приехала?

— Вот еще спрос какой! — обиделась Маша. — В гости приехала, отдыхать.

— В гости, глодать кости, — передразнил ее Колька. — Ничего ты не понимаешь, малолетка… Тятька-то обманул нас. Наобещал всего с три короба, а ничего не показывает…

— Он покажет… Ты обожди.

— Некогда мне ждать. Мне домой пора… И так четыре дня без пользы прошло.

В дверь заглянула квартирная хозяйка и сказала ребятам, что отец оставил им на завтрак.

Маша вышла в коридор умываться.

Хозяйка угостила девочку карамелькой в свинцовой бумажке и погладила по льняным волосам.

— Ну, что, беленькая, не едет ваша мамка?

— Мамке недосуг… Она сено косит… Ей нельзя по гостям, — ответила Маша, прилаживая к зубам свинцовую бумажку из-под карамельки.

— А который тятька лучше, беленькая: Василий Иваныч или тот, что в деревне остался? Тот, наверное, молодой, красивый?

— Какой тот? — удивленно подняла голову Маша. — Тятька у нас один… Василий Иваныч.

— А другой-то тятька деньги вам дает? На гостинцы тебе, на платья?.. — допытывалась хозяйка, глядя на девочку жалостливыми глазами.

Маша покраснела, уронила свинцовую бумажку и убежала в комнату.