В колхозной деревне

«Да что она, смеется надо мной! — про себя выругался Василий. — Сама не едет, а я тут с девчушкой нянчись!»

Утром ему вновь пришлось захватить Машу с собой на работу.

В конторе уже все привыкли к Маше, звали ее «Белочкой», посылали в буфет за бутербродами, за морсом. Появились у Маши и друзья. Главный бухгалтер с огромным золотым зубом и такой же беловолосый, как и Маша, подарил ей коробку цветных карандашей и попросил:

— Нарисуй мне, Белочка, самое-самое интересное…

Маша задумалась, пососала карандаш и во весь лист нарисовала кособокий дом. На окнах прямо из подоконника прорастали диковинные голубые цветы, труба была похожа на гриб, а дым был изображен в виде пружины.

— Это уж я видел, — разочаровался бухгалтер. — Ты мне этими домиками весь стол испачкала.

— Так это ж наш дом, а те чужие, ничьи! — горячо вступилась за свой рисунок Маша. — Мы осенью строиться будем. Сейчас у нас изба старая, тесная. А в новом доме шесть окон прорубим. Дом красивый будет… Ты приезжай потом посмотреть. Ладно?

— Хорошо, приеду, — пообещал бухгалтер и обернулся к Машиному отцу: — Что же это, Василий Иваныч? Жена в деревне новый дом собирается строить, а ты скрываешь от нас.

Василий пренебрежительно отмахнулся:

— Наговорит вам девчушка… Откуда ей знать! Да и доходов у жены не хватит.

— Нет, я знаю… — заспорила Маша. — Колька говорил… Мамка строиться будет. Она теперь у нас бригадир…

Василий покачал головой — дочка становится выдумщицей. Наверное, это от скуки.

Через неделю на квартиру к Василию зашел березовский кузнец Коньков, передал ему корзиночку с провизией и спросил, как поживает Маша.

— Да она что, Марина, продуктами от меня решила откупиться? — вышел из себя Василий.

— Она бы и сама дочку навестила, — пояснил кузнец. — Да понимаешь, страда! А супруга твоя — бригадир у нас.

У Василия пересохло во рту.

— Бригадир?!

— А что ж! Марина дело ведет разумно, народ с ней считается. И вообще колхоз наш на поправку пошел. Нового председателя избрали, агронома. Народ к земле потянулся. Кое-какие доходы появились… — Коньков пристально оглядел Василия и с сожалением покачал головой. — Продешевил ты, пожалуй, Василий Иваныч, зря на сторону переметнулся.

Василий отвел глаза в сторону.

— Здоровьишко у меня не того… сам знаешь…

Оставив корзиночку с продуктами, Коньков ушел, а Василий, опустив голову, долго сидел за столом.

Маша подошла к столу и заглянула отцу в глаза. Они были мутные, тоскливые. У девочки сжалось сердце.

Прижавшись к теплой руке отца, Маша принялась упрашивать его поскорее вылечиться и поехать вместе с ней домой к матери.

Ведь как хорошо будет дома! Отец, как и раньше, работает в правлении, щелкает на счетах, а Маша прибегает к нему и зовет обедать, пить чай. В праздник они отправляются в клуб смотреть кино. Маша держит отца за руку. Мать идет рядом в нарядном новом платье. И все люди смотрят им вслед и завидуют: «Счастливая Манька! Тятька справа, мамка слева, а она в золотой середочке».

— Ну, правда, тятька, поедем, — уговаривала Маша. — Доктор у нас и в колхозе есть…

Василий молчал и тихо гладил девочку по голове.

В базарные дни его будил веселый и звонкий грохот колес. Василий подходил к окну. Длинный хвост колхозных подвод тянулся по улице. Они были нагружены чистыми, опрятными ушатами и кадками, краснобурыми глиняными горшками, облитыми глазурью, тонкогорлыми кувшинами, белыми дугами, колесами, граблями. Дальше следовали подводы с огурцами, розовым картофелем, пунцовыми помидорами, молоком, маслом, мясом.

— Черт-те что везут! — бормотал Василий и почему-то ощущал в душе странное беспокойство.

Тайная, но упрямая сила тянула его в эти дни на базар. Он бродил среди подвод, ко всему приценивался, ничего не покупал и заводил с колхозниками разговоры о посевах, урожаях, доходах, особенно интересуясь, как ведется хозяйство в Березовской артели.

Иногда Василий недоверчиво покачивал головой и с досадой перебивал, как ему казалось не в меру расхваставшегося колхозника:

— Это, братец, ты уж через край хватил! Ну-ка, называй статьи прихода-расхода — мигом баланец сведу.

Колхозники называли цифры, и Василий быстро складывал их, множил, вычитал.

Порой за этим занятием его заставали земляки и, окружив тесным кольцом, посмеивались:

— Что, Василий Иваныч, опять на колхозную бухгалтерию потянуло?

Василий хмурился и уходил, хотя ему нестерпимо хотелось расспросить односельчан о том, как живет Марина.

Он уже начал понимать, что держать дочку у себя бесполезно: Марину этим из деревни не выманишь. К тому же нянчиться с девочкой было нелегко. Машу надо было мыть, переодевать в чистое белье, следить за ее обувью.

Вскоре девочка заболела ангиной.

Пришлось вести ее в амбулаторию, ходить за лекарствами, не спать по ночам.

Через неделю Маше стало легче, но она, все еще пользуясь правами больной, требовала, чтобы отец сидел у ее кровати и рассказывал сказки. А порой девочка просто-напросто начинала капризничать, чем не на шутку сердила отца.