В краю молчаливого эха

— Очнись, приди в себя! Ты же трезво мыслящий человек. Успокойся, походи туда-сюда, и…

— Что «и»? Какое на хрен «и»? Я превращаюсь в… в… злобного медведя-шатуна! Скоро буду на людей кидаться! Вон, на Прутика, например…

— Не кинешься. Возьмёшь себя в руки, успокоишься…

И вот так споришь сам с собой, теряешь самообладание. Причём, судя по всему, уже и сторонним наблюдателям видно состояние моего «я», моего пробудившегося Сверра.

— Сторонние? Это кто? — свирепеет последний.

— Кто да кто! Семён вон косится, боится… Я интуитивно чувствую, что теряю с ним связь.

— Ну и Нихаз с ним! Что тебе до Прутика? Он сделает своё дело и «до свидания».

— Да пошёл ты! — злюсь на себя, пинаю траву.

Да, Семёна, конечно, сильно напугало столкновение с людьми Белого Витязя. И я, дурак, тоже маху дал. И ещё какого! Теперь пареньку вообще не ясно друг я, или кто-то другой. Наверное, думает, что чудовище…

Всё… стой… разошёлся… Не выспался, что ли?

Кстати, о снах! В последнее время они стали меня беспокоить.

Нет, мне не видятся кошмары, или ужасы. Просто… просто картинки во снах стали столь живы и ярки, что я порой теряюсь и не вижу границ, разделяющих сей мир и мир сновидения. Разум настолько глубоко погружается в оный, что поутру я встаю с уверенностью, будто нахожусь в действительности нового сна…

Оглядываюсь — а нет, в треклятой слободке.

Во снах, кажется, не было повторений. Все они были о разном. Я не склоняюсь считать их чем-то пророческим… Хотя… хотя…

Стоп! Арг… Да, Арг! Так или иначе, но в кое-каких снах я встречаю его знак… Странно, что это только сейчас вспомнилось.

Спрашивается, а почему Арг? Только ли от того, что он мой Покровитель?

А кто он вообще такой? Что я о нём знаю? Может, спросить у Прутика? Или лучше пойти в местную церковь к Лучезару, этой странной (если судить по рассказам Семёна) личности, ведь это-поди его парафия?..

Пожалуй, всё же надо сходить к священнику. Арг будет предлогом для беседы…

Решено — сегодня же навещу этого человека.

Итак, сны… К чему они? Может, это страх? Его действие? А, может, следствие умственного перенапряжения? — Хрен поймёшь!

Я обернулся к Прутику. Он брёл позади, углублённый в свои собственные мысли.

Славный малый. Не знаю отчего, но он мне нравился. Возможно, дело в его открытости и честности.

Влюбился в местную знахарку… Агнию… Эх, молодость, молодость!

Что-то я отвлёкся… Да, странное всё же это место — Удел Валиров. И странно оно действует на меня… Вон как тут всё заплелось! Целый клубок неразрешённых проблем. Я бы даже сказал — гора! Да, гора запутанных дел и невыполненных обещаний.

Взять вот Никитова — командора Защитников Лиги. Новоград предписывал мне тесно сотрудничать с этой личностью… Решить вкупе с ним загадку Белого Витязя. А как её можно решать, если голова Никитова (который хоть сейчас и вышел из запоя) забита иными проблемами?

То он вчера вот жаловался на стаи черных волков, заполонивших Зачарованную пущу. То рассказывал пугающие истории о Гнилых топях и Окаянных дебрях. Мол, ползёт оттуда нечисть всякая.

Я скривился, но всё же попросил уточнить. Никитов тут же перешёл на шёпот:

— Язычники…

— Что «язычники»?

— Местный народец до сих пор придерживается старых верований… языческих… Думаешь, церковь тут всех уже окрутила?

— Я ничего не думаю, — лениво ответил ему, а сам хотел уже уходить.

— Полагаю, втихаря тут всякие тёмные делишки свершаются… Может, и обряды какие… кровавые… с жертвами…

— Тьфу! — я рассердился.

Но Никитов с жаром стал пояснять:

— В лесах ещё иногда можно найти деревянных идолов. Например, Мраву.

— Это что? Или кто?

— Точно тебе не отвечу… Знаю, что изображают его в виде старца с клюкой, которой он ковыряет истлевшие кости. Люди верят, что Мрава извлекает из-под земли останки умерших.

— Зачем?

— Я же не язычник, их верований не знаю… Мне этот Мрава вообще на Нихаза похож. Те кто его видел, описывают так: высокий старец с длинной бородой, на плече у него, говорят, сидит ворона, а из-под ног выползают муравьи…

Всё это было сказано таким тоном, будто Никитов выдавал мне страшную тайну.

— А теперь вот, — продолжал командор, — Окаянные дебри заполонили громадные твари… На плато Коба эльфы таких прозывали «белыми муравьями». Мне про то одни знакомцы поведали…

Я никак не мог взять в толк, что Никитов мне хочет сказать. Причём тут деревянный идол, Мрава, вороны да муравьи?

— Ну как же! — пытался пояснить командор. Глаза его воспалёно заблестели. — На Битом тракте да в Зачарованной пуще этих ворон развелось — видимо-невидимо. И наглые такие… Люди жалуются, что эти птицы порой кидаются в драку. А за Речицей — «белые муравьи»… Разве не видна связь?

— Нет, — отрицательно махнул я головой.

Командор тряхнул головой.

— Ну… ну… Как ты не поймёшь! Это всё язычники… призывают своего Мраву… или Нихаза… Вот гадина всякая и полезла.

— А что в топях? — переспросил я.

— На островках среди болот творится неладное… Тут ведь в прадавние времена какой-то особый лес был.