В краю Сорни-най

Время. Время родиться. Время расти. Время сопоставлять. Время думать. 1932 год. Меня еще не было. Но был Север, белое безмолвие, где кочевали племена, сохранившие в своем быту остатки родового строя. По белому безмолвию уже шел мой отец, стараясь распутать мудрый соболиный след. Белой тишиной наслаждалась моя мать, мечтая о моих сказочных шагах. Белую сказку сказывала бабушка, стараясь согреть очаг сказочным слогом. Белую тишину нарушал камланием дедушка, стуча в божественный бубен из священной шкуры белого оленя. Криком бубна он отгонял злых духов, звал добрых. Дедушка славился своей ворожбой. Тогда это еще было славой в краю белой тишины.

Дедушка… Всегда внимательный к чужой беде, серьезный, он внушал к себе доверие. Он говорил, что имеет постоянное общение с духами, служа посредником между ними и людьми. Таежные люди верили духам больше, чем себе. От духов, казалось им, зависела не только удача в промыслах и здоровье, но и сама жизнь. В школу недавно построенной культбазы таежники не хотели отдавать своих детей. Пустовала и новая больница. Люди шли к шаманам. С малыми просьбами, с малыми делами шли к малым шаманам. Тропинки к «священным урочищам» не заросли еще травой. Там стояли капища. В капищах «сидели» идолы богов. Идолам приносили жертвы. Перед ними устраивали шумные игрища, камлания. На игрищах в селеньях чудодействовал шаман. Отец мой не успел стать коммунистом. О колхозах на Севере тогда еще только подумывали.

Камлание… На поляне среди кедров горят костры. Бегают люди. Трещит огонь. Шум голосов. Дым черной тучей тянется к небу. Небо темнеет. На кострах корчатся ветки. Отблески пляшущего пламени на ветвях могучих кедров, на задумчивых лицах людей, на глазах оленей, привязанных к стволам деревьев. Олени пугливо поглядывают по сторонам, жмутся к стволам, обдаваемые светом и дымом. Белый священный олень — главная жертва богам. У него красивые ветвистые рога, на боку метка в виде солнечного круга. Выпуклыми черными глазами он смотрит на громадный чугунный котел, висящий над костром. Над котлом струится пар тающего снега. Пар еще не пахнет мясом. Но боги жаждут мяса. Большие рты идолов еще не намазаны кровью. Но скоро хлынет кровь. Горячая, священная кровь белого оленя. И вот красавца ведут к костру. Он упирается, дико смотрит на пляску огней. Хрипит от веревки, сдавливающей шею. Гремит бубен шамана, свистят стрелы. Олень прыгает, падает на колени, снова встает. В боку его торчит стрела. Краснеет белый снег. Деревья, как идолы, стоят — не шелохнутся. В глазах оленя ужас смерти.

Сверкнули ножи. Из горла животного хлынула кровь. С широкой груди содрали шкуру. Обнажились внутренности. Синее тело, голые ноги, костлявый череп… Давно ли над белым снегом белым красавцем красовался белый олень! Теперь это груда мяса, над которой струится пар, пахнущий кровью. Кровь смотрит из деревянных чаш. В чашах почки, сердце, уши, печень, мозг. Котлы перестали кипеть, затихли, дождавшись мяса. В ожидании мяса, кажется, замерло и капище, в котором сидел идол. К нему уже протоптана дорожка. Шаман берет чашу с кровавыми жертвами и направляется в капище, к главному идолу. Капище — древний амбарчик на двух столбиках — стоит под кустами молодых кедров. Над маленькой крышей из-под снега торчат оленьи рога. Шаман поднимается по лесенке в капище, открывает дверцу, ставит чашу перед идолом — духом этого леса, священным предком людей, пришедших на жертвоприношение. Идол… В темноте амбарчика среди мехов сидит кукла. Как человек сидит. На голове его остроконечная шапка из черного, красного, синего сукна, отороченная мехом. Шапка надвинута на глаза. Глаза оловянные, смотрят тускло. Лица почти не видно из-за мехов и шерстяного шарфа, накинутого на шею.

Идол, сидящий в темноте амбарчика, с громадным уродливым носом, высунувшимся наружу, смотрит своими тусклыми широко раскрытыми глазами на идолопоклонников. Завидев его немигающий и холодный взгляд, идолопоклонники с криками падают на колени, воют дикими, отчаянными голосами. Они молятся, стараясь перекричать друг друга. Намазав рот идола кровью, начинает говорить шаман. Он говорит горячо и страстно, махая руками. В лад взмахам его руки люди падают в снег, поднимаются, снова падают, издавая то заунывные, то страшные, то визгливые возгласы. Посреди пляшет костер. Над ним тоже, кажется, кружится какое-то неведомое существо.

Огонь в хороводе молитв закружился.Мир в карусели молитв закружился.

Светлый разум людской закружился.Духи с огнем затеяли пляс.Темень сожрала солнечный глаз.

Кутаясь во тьму, молчит лес. Время будто остановилось в темноте первобытности. Идолопоклонство. Жертвоприношения. Дикость…

1932 год… Идолы и идолопоклонники в тайге. Идолы и идолопоклонники в мире. Гитлер и Муссолини рвутся к власти. Уверенный шаг первой пятилетки. Мировой кризис капитализма…