В крови

— Ну, что ты хочешь?! — срывающимся от гнева голосом спросил Ибрагим–хан, даже не пригласив гостя сесть.

— Я старый человек, — начал бакинский хан, красными от мороза руками поправляя соболий воротник. — Я никому в жизни ни на волос не причинил зла. Вот я и надумал: пойду, выполню долг мусульманина. Потому что в святые места намерение имею отправиться… Решил попытаться: может примирю… Ведь то, что произошло между кубинским ханом и вашей светлостью, ханом Карабаха, это недоразумение… Мусульманам не пристало…

У Ибрагим–хана задрожали губы, он прервал гостя на полуслове.

— Кто тебя просил вмешиваться? А? Мы что тебе челом били?!

Стены сотрясались от крика Ибрагим–хана. Вагиф думал, что уже все: сейчас хан кликнет Шахмамеда и прикажет скормить незваного гостя соколам. Но Хаджи Маликмамед–хан так жалобно, так робко взывал о милосердии, что даже хан, казалось, смягчился. Несколько раз он сердито откашлялся и проговорил хриплым, сдавленным от негодования голосом:

— Знай же, хан! — в том, как он произнес слово «хан», была открытая насмешка. — Фатали неисправим в своем вероломстве. Положиться на такого вероломного человека?! Он прекрасно знает, что брат мой Мехралы — мой злейший враг, и все–таки он пригрел его у себя! Он послал войска Хидаят–хану, он сверг ширванского хана, сгоняет население новой Шемахи в старую, истязает людей!.. На днях он перешел Куру и разорил наше собственное поместье — зачем ему это было нужно? И после всего, что он сделал, ты говоришь, что я должен поверить ему? Помириться с ним! Вы решили обвести меня вокруг пальца? Для этого он и прислал тебя?

На весь дворец прогремел голос Ибрагим–хана, требовавшего к себе Шахмамеда. Тот явился незамедлительно.

— Шахмамед! — от ярости хан брызгал слюной. — В зиндан[32] этого негодяя!

Маликмамед–хан побледнел, хотел что–то сказать, но слуги уже схватили его и потащили вон.

20

Туманным утром во двор к Кязыму вошел посланный из дворца.

— Кто тут Сафар? — громко спросил он. — Его во дворец требуют!

Телли к Гюльназ ткали, сидя на веранде. Услышав про дворец, Телли побелела.

— А зачем он понадобился? — заплетающимся от страха языком пролепетала она.

Парень сдвинул на затылок папаху, поскреб макушку.

— Нужно, стало быть… Где он есть–то?

— Да зачем он? — с упрямым отчаянием повторила Телли.

— Почем я знаю! Сказано: привести! — Поглядывая по сторонам, ханский нукер рассеянно скреб у себя под шапкой. И вдруг папаха свалилась с него, и спутанный клок волос упал ему на лоб. Гюльназ улыбнулась, Телли же, поглощенная тревогой, быстро встала, отряхнула пыль с шаровар и с горестным выражением на лице вышла со двора. Неподалеку от мастерской, на пустыре, Сафар строил дом: он поставил четыре столба и теперь переплетал их прутьями. Сафар спокойно выслушал жену.

— Ну чего переполошилась? Зовут, стало быть надо идти. Вернее всего опять куда–нибудь пошлют!..

Он надел куртку и вместе с нукером отправился во дворец.

На базаре собралась большая толпа. Оказалось, что дарга[33], обнаружив у одного из продавцов неточные весы, приказал привязать виновного к фалагге[34] и бить его прямо тут же, посреди базарной грязи. После тридцати ударов человек потерял сознание. Ханский нукер глядел на несчастного, равнодушно почесывая макушку, ничто не дрогнуло в его лице; Сафар кусал губы, с трудом сдерживая гнев.

Не останавливаясь, миновали они многочисленные лавки; здесь торговали тканями, лекарственными снадобьями, ювелирными изделиями…

Дошли до диванханы[35]. У ее стены, меж других казненных, томился в предсмертной муке посаженный на кол человек. Мальчишки швыряли в него каменьями, а он все отворачивал искаженное мукой лицо и повторял монотонно:

— Не… бросайте… В глаза… попадете… «Безжалостные!» — подумал Сафар, однако произнести это слово вслух не осмелился.

Нукер привел Сафара в комнату для прислуги. Человек восемь дворцовых слуг, расположившись на килиме[36]

, вели задушевные беседы. Дядька Кичикбегим тоже был здесь. Он сидел в переднем углу, скрестив ноги, потягивал люльку. Один из нукеров оживленно описывал сцену, которую видел вчера на рынке:

— Дарга кричит: «Говори, мерзавец, ты гатыг выпил?!» «Нет», — отвечает. «Правду говори, сукин сын!

Куда он девался?! Ты сожрал!» А тот упрямится. Ну дарга разозлился да как пхнет ему ножом в брюхо, гатыг во все стороны!.. Потеха!..

Сафара привели к Мирзе Алимамеду. Большая устеленная коврами комната, с выходящими на веранду окнами, помещалась на первом этаже; ниши заполнены были книгами и тетрадями. Когда Сафар вошел, Мирза Алимамед что–то писал, положив на колено дощечку с бумагой.

Сафар поздоровался, Мирза Алимамед ответил на его приветствие и указал ему место сесть. Убрал перо в пенал и окинул Сафара внимательным взглядом. Тот продолжал стоять.

— Садись же! — повторил Мирза Алимамед.

Сафар опустился на колени, сел.