Хан собрал в своем шатре совет, обсудили положение. Было решено: отходить в горы, большие надежды Ибрагим–хан возлагал на Мамедгасана; с помощью Омар–хана Мамедгасан должен был собрать силы и ударить по южному флангу Фатали–хана.
Над Агдамом висели облака пыли — свидетельство того, что войска Фатали–хана уже достигли Агдама. Ибрагим–хан верхом на коне сам объехал окопы; появление Фатали–хана ожидалось с часу на час. Однако шли дни, а противники не показывались. Ночью в Агдам посланы были конные разведчики. Они привезли известие, что Фатали–хан покинул Агдам и повернул к Араксу.
11
Сафар отлеживался после ранения; Телли и Гюльназ же отходили от его постели. Лекарь только что сменил повязку, раненому полегчало, он сидел в постели, откинувшись на подушки, веселый и словоохотливый.
— Ну, как, Гюльназ, — спросил он, — кончили?
— Нет, братец, — зардевшись, ответила девушка, — еще не управились, денька через три кончим.
Сафар засмеялся.
— А вы с Телли неплохой заработок нашли. Ты денежки тоже припрятываешь от отца, как Телли от меня.
Гюльназ вопросительно взглянула на подругу: «Что это он?»
Вошла тетя Перзад, и Сафар прекратил свои насмешки. Соседка поздоровалась, спросила Сафара, не полегчало ли.
— Спасибо, тетя Перзад. На лад идет дело. Вчера нога меня замучила — сил никаких не было, теперь вроде ничего…
Перзад склонилась к Телли, зашептала ей что–то на ухо, верно опять хотела одолжить съестного…
— Тетя Перзад! — мягко улыбнувшись, сказала Телли. — Не успеешь ты сварить, ведь уже полдень скоро, одолеют тебя ребятишки! Лучше веди их сюда, вместе и пообедаем, я бозбаш уже заправила! И Сафару веселее будет; посидим — поболтаем.
Сначала Перзад вроде застеснялась, стала отказываться, но видя, что приглашают от чистого сердца, согласилась.
— Ты мне тогда хоть хлебца дай, — шепнула она
Телли, — усмирю малость своих огольцов, чтоб до обеда–то дотерпели…
Телли достала из кадки большой, испеченный в тендире чурек, отдала соседке.
Когда отзвучал полуденный азан, Телли собрала, обедать. Перзад привела малышей. Принялись за еду. Покрошили в бозбаш чурек, съели, взялись за мясо… Вдруг на пороге показался оборванный, заросший волосами человек. Некоторое время все удивленно смотрели на незнакомца, потом ахнули все разом:
— Аллахкулу!
Да, это был он, муж Перзад, безвестно пропавший несколько месяцев назад.
Аллахкулу долго плакал, прижимал к себе детей. Когда слезы радости были выплаканы, нежданного гостя отвели во двор и дали ему помыться. Теперь обе семьи были в сборе, Кязым с женой тоже пришел — все расселись вокруг скатерти.
— Ну, милый, — сказал Кязым, поздоровавшись с другом, — от тебя только кожа да кости остались! Как говорится, легких денег искал, и котомку промотал!
— Святая правда! — согласился Аллахкулу, старательно обтирая тарелку кусочком чурека. — Все в точности так и получилось!..
Телли и Гюльназ убрали скатерть, подали чай.
Стояла жара, и хотя окна были распахнуты, в тесной комнатке не чувствовалось ни малейшего ветерка: все сидели потные, истомленные зноем, но деваться было некуда. Внезапно разразившаяся война не дала Сафару достроить терраску, а молодые саженцы во дворе еще не давали тени.
— Ну, ладно, Аллахкулу, — облокотившись на подоконник, с усмешкой обратился к гостю Кязым, — гостинцев мы так и быть не требуем, бог с тобой, — но расскажи хоть, где побывал, где тебя носило столько месяцев?
— Значит так, — неторопливо начал Аллахкулу, — приехал я в Тифлис. Сначала все получилось складно. Продал русским пару ковриков, еще кое–какую мелочь… Вижу, идет дело, закупил в окрестностях ячменя, привез, опять заработал кое–что. Ну, думаю, если так дальше пойдет, я и дом в Тифлисе куплю, семью перевезу. И что ты думаешь — купил! Закупил еще кое–что по мелочам, пристал к одному каравану — сюда ехать. И вдруг — такая незадача — нападают на наш караван разбойники–лезгины»
Взволнованный воспоминанием, Аллахкулу поднес к губам пиалу, отхлебнул, помолчал немного…
— Обстреляли они наш караван; кого убили, а кому руки за спину, и перед собой погнали; груз весь, конечно, забрали.
Привели нас куда–то, смотрю окружают нас покупатели… Какой–то купец и меня сторговал. Загнали нас в лачугу, дали по куску хлеба, воды… На другой день погнали куда–то. Два дня шли, сторожили нас всадники. На третий день откуда ни возьмись — налетают какие–то кочевники, стрельба, суматоха, перемешалось все. Мы видим такое дело, руки друг другу кое–как распутали и дали тягу! Потом уж узнал я, что гнали нас в Турцию… Одним словом, сбежали… Стали домой пробираться. Бродили, бродили без воды, без пищи. Набрели на кочевье… Ну, думаю, будь что будет, пойду туда. Пришел к ним, а это, оказывается, наши, в Карабах из Казаха пробираются… Вот так с ними и добрался до дому, дай бог им здоровья…
— Да, не иначе, мир с места стронулся!.. — Кязым сокрушенно покачал головой. — Дай бог, чтоб добром все кончилось!..
Аллахкулу единым духом осушил свою пиалу, и снова протянул ее Телли:
— Нацеди–ка еще, доченька, дай бог тебе счастья.