Читаем В крови полностью

Прекрасны роза и нарцисс, но верь, твои цветы — особые,Лицо твое, глаза твои — истоки красоты особые,Нет, я в бутоне ни в одном не хаю ни единой черточки,Но ты прекрасней потому, что все твои черты — особые[65].

Сама юность звучала в ее голосе. Тутубегим искоса поглядывала на Вагифа и улыбалась, довольная…

— Молодец! Великолепно! — с искренним восхищением воскликнул Вагиф, когда Агабегим кончила.

— Ахунд, — заметила Тутубегим, — она ведь и сама сочиняет. — И обернулась к дочери. — Почитай–ка из своих, дочка, ахунд послушает…

Тут Агабегим стала совсем пунцовая, и сколько ни настаивала мать, сколько ни просил Вагиф, все было бесполезно, — свои стихи девушка читать не стала.

Агабегим была необычайно горда, что встретилась с Вагифом. Подумать только: она беседовала с настоящим поэтом, сидела рядом с ним, читала ему стихи — значит, она теперь совсем, совсем взрослая! Она стала потихоньку собирать те стихи, что писала по ночам при свече; вот наберется смелости и пошлет Вагифу… Но неожиданный поворот судьбы помешал свершиться ее планам, опрокинув чашу надежд, нарушил безмятежное течение Девичьей жизни.

Как–то, гуляя с няней в саду, Агабегим увидела в угловой башне юношу: русого, ясноглазого, широкогрудого… Его шлем и доспехи на широких плечах огнем сияли под лучами утреннего солнца.

— «Это он! Мой Кероглу!» — у девушки подкосились ноги. Впервые в жизни бутон ее сердца ощутил сладостный укол шипа…

— Няня! — воскликнула Агабегим! — Няня! Кто это?

— Как кто? — удивилась Назлы. — Неужто не узнаешь? — Двоюродный братец твой, сынок дяди покойного. Вон он, красавец! — И Назлы кивнула на башню.

— Но, няня… — прячась за дерево, пролепетала Агабегим, — когда я его видела, он был маленький, мальчик еще, а теперь!..

— Так ведь лет–то сколько прошло, доченька!.. Он долго пропадал. Убил мать и не смел хану на глаза показаться. А как порешил Агасы–хана и сына его Ахмед–бека — это он им за отца мстил, — хан и смилостивился. Допустил до себя…

Прячась среди листвы, Агабегим снова бросила взгляд на башню и вдруг… глаза юноши, светлые, ясные, жестокие, двумя кинжалами пронзили девичье сердце.

Больше она уже не отрывала взгляда от башни. Детское самолюбие бесследно покинуло ее душу, предоставив место тоске, мучительному, непонятному томлению…

18

Прибыв в Кубу, Мирза Алимамед и Сафар сразу направились во дворец Фатали–хана. Во дворце полно было слуг, одетых в самые разнообразные одежды; кроме азербайджанцев, здесь были лезгины, аварцы, кумыки и другие жители Дагестана.

Мирза Алимамед велел сообщить смотрителю двора, что беженцы из Карабаха хотели бы видеть хана. Его пригласили в просторную комнату; окна ее выходили в большой сад. У стены сидел пышноусый человек в сдвинутой набекрень громадной папахе, с кинжалом на боку, он курил трубку: это был смотритель двора.

Мирза Алимамед склонился в поклоне. Пышноусый вельможа, не переставая курить, ответил на его приветствие и пригласил сесть.

— Мне доложили, — неторопливо произнес он, — что ты бежал от Ибрагим–хана?

— Это так, ага. Хан задумал ослепить меня, но благодарение аллаху, мне удалось узнать о его замысле и спастись бегством. Вот почему я прибыл во владения милосердного Фатали–хана.

Смотритель двора ухмыльнулся, польщенный.

— Что ж, ты правильно поступил! С благополучным приездом! — он помедлил немного и спросил: — А тебе не удалось захватить с собой каких–нибудь ценностей? Или…

Алимамед быстрым движением сунул руку в карман.

— Вот — сто золотых… — он протянул кошелек смотрителю двора. — Это тебе, будь моим покровителем!

На небе бог, на земле — ты, да будет во благо!

Смотритель двора взял кошелек, проворно сунул в карман. И сразу заметно повеселел.

— Ну что ж, располагайся!.. Все для тебя сделаем, с превеликим удовольствием! — он широко улыбнулся. — Гости у нас сколько пожелаешь — рады будем служить!

— Да не оскудеет милосердие ваше! — Мирза Алимамед низко поклонился.

— Я отведу тебя к хану, — сообщил смотритель двора: — Пока что он занят. Сестра его — Хуру Пейкар–ханум прибыла из Шеки, с ней и беседует… Ты, наверное, знаешь Мамедгасана — он одно время жил в Карабахе. — Так вот сестра Фатали–хана за ним замужем…

— Знаю, — сказал Мирза Алимамед, — знаю этого предателя. Напал на Фатали–хана возле Агсу!..

Смотритель двора сделал предостерегающий жест.

— Все это верно, он допустил ошибку, понес наказание… Теперь обстоятельства изменились. Видишь, он

Хуру Пейкар–ханум прислал — снисхождения просит… — Смотритель двора помолчал многозначительно и продолжал, приняв гордый вид: — Могущество Фатали–хана растет… В этом году Ардебиль взял, все шахсеванские ханы ему покорились… Благодарение аллаху, земли Фатали–хана простираются от Дербента до Тебриза. Такой герой, как Омар–хан, и тот старается жить в мире с ним, один лишь недоумок Мамедгасан кукиш в кармане кажет…

Смотритель двора не спеша набил трубку, слуга подал огня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза