В лабиринте секретных служб

— Если с этого момента я обрел ваше доверие, то все прекрасно, — сказал Томас примирительно, и действительно, с этой минуты майор Бреннер стал вернейшим почитателем Томаса. Он больше не пугался головоломных операций своего замечательного зондерфюрера.

Оберст Верте получил дубовые листья к своему Железному кресту I класса.

— Этим крестом, — заявил он, — меня наградили еще в первую мировую войну.

— Посмотрите, — обратился Томас к свежеиспеченному майору, — мы начали две мировые войны в такой короткий срок, что здоровый крепкий мужчина имеет счастье пережить героическое величие дважды.

— Ладно, — сказал оберст, — что же мы сделаем с вами, зондерфюрер? Вы же — штатский.

— И хочу им остаться!

— Я имею поручение Берлина узнать, какую награду вы хотели бы получить?

— Меня ордена не делают счастливым, герр оберст, — ответил Ливен, — но если мне будет позволено высказать просьбу…

— Говорите!

— Я хотел бы изменить поле деятельности. Я не хочу больше заниматься борьбой с партизанами. Я человек, который любит смеяться, радоваться. В последние недели у меня пропал смех. Мне хотелось бы, если уж я должен работать на вас, иметь более интересную, интеллигентную работу.

— Я как раз думаю, что для вас есть подходящее дело, зондерфюрер Ливен.

— А именно, герр оберст?

— Французский черный рынок, — ответил Верте.

С этого момента на известное время с жизненного горизонта Томаса Ливена исчезли грозовые тучи, и он, очертя голову, окунулся в круговорот карнавала новых приключений.

— Никогда в истории человечества, — продолжал оберст, — не существовало такого огромного сумасшедшего черного рынка, как сейчас в Париже. Рейхсмаршал Геринг рекомендовал покончить с черным рынком. Вследствие возрастающего спроса цены достигли астрономических цифр. Цена на дрель, которая стоила 40 тысяч франков, подскочила до одного миллиона. СД создала отделение по борьбе с черным рынком во главе с штурмбанфюрером. Уполномоченных СД из всех частей Франции собрали в Париж для повышения их квалификации. Разъехавшись на места, они поняли, что, работая с французами, можно обогатиться. И тут начались такие аферы! Например, партию в 50 тысяч пуловеров в один и тот же день продали не один раз, а четыре. Исчезали локомотивы, тонны сигаретной бумаги. Со спекуляцией СД должна была бороться с помощью своего купленного и перекупленного отделения по борьбе с черным рынком. Агенты арестовывали и убивали друг друга. Люди гестапо выдавали себя за французов, французы — за гестаповцев.

С удивлением слушал Томас о том, что творилось за блестящим фасадом столицы на Сене… Здесь покупали все: организация Тодте, армия, ВМС, ВВС и, наконец, СД.

Верте спросил:

— Подходит ли это вам, Ливен?

— Я думаю, герр оберст, подходит.

— Не очень опасно?

— Да нет, знаете ли, я получил в этой области определенную подготовку, когда жил в Марселе, — ответил. Томас. — Кроме того, у меня есть все предпосылки для такого дела. Я владею виллой на Рио Булонь, еще с довоенного времени состою компаньоном в одном небольшом банке. Могу работать, не вызывая ни малейшего подозрения, — сказал он и подумал: «Наконец-то моя частная жизнь будет проходить подальше от вас, дорогие».

Свой банк Томас Ливен нашел, как тот человек из сказки, который проспал в волшебном сне семь лет. Старший компаньон и старшие служащие еще работали. Свое отсутствие Томас объяснил тем, что был арестован немцами, а затем освобожден. Одновременно он навел справки о своем лондонском компаньоне — жулике Роберте Марлоке, но никто даже не слышал о нем. После визита в банк Томас поехал на Рио Булонь. При виде небольшой виллы у него защемило сердце от воспоминаний о Мими Хамбер. Мими Хамбер, полковник Сименон. В Париже ли они? Он хотел разыскать и их, и Жозефину Беккер, и полковника Дебре. Из Марселя ему улыбались Бастиан, Копыто, гениальный художник Перейра, Лазарь Алькоба — мертвый горбатый друг, истеричная консульша Эстрелла Родригес. Из недостигаемого далека на него печально смотрела женщина, по которой Томас все еще тосковал. Томас очнулся от грез, вытер повлажневшие глаза и вошел в маленький сад виллы, которую три года назад покинул на «Кадиллаке» с американским флагом на крыше.

Молоденькая красивая горничная открыла дверь Томасу и проводила его в гостиную.

— Герр штабсцальмайстер (главный счетовод) сейчас выйдет!

Томас осмотрелся: его мебель, его картины, а вот ковры грязные и не его. В гостиную вошел самодовольный, раскормленный мужчина.

— Хефнер моя фамилия. Хайль Гитлер! Чем могу служить?

— Томас Ливен. Я хозяин этой виллы.

— Вы что, пьяны?

— Да нет. Это просто моя квартира.

— Глупости, эта квартира принадлежит мне. Я в ней живу больше года.

— Да, это заметно, все запущено, грязно!

— Прекратите, герр Ливен, и убирайтесь, или я вызову полицию.

Томас встал.

— Я ухожу, но вы некорректно ведете себя.