В лесах (Книга 2, часть 4)

- Маленько обождем, немножко по скиту пошляемся... Пущай наши мамошки натерпятся,- молвил Самоквасов и, заломив шапку, запел вполголоса лихую песню:

Тень-тень, перетень,

Выше города плетень!..

За плетнем-то на горе

По три девки на дворе!..

Девки моются, подмываются

Дружков милых дожидаются.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Только что Манефа после молитвы и недолгого отдыха вышла из боковушки в большую келью, как вошла к ней мать Таисея с аршинною кулебякой на подносе. Следом за ней приезжие гости, Петр Степаныч Самоквасов да приказчик купца Панкова Семен Петрович, вошли.

Поставив на стол кулебяку, сотворила мать Таисея семипоклонный уставный начал. А с ней творили тот обряд и приезжие гости. Игуменьи друг дружке поклонились и меж собой поликовались.

- С праздником тебя поздравляю,- молвила Манефа.

- Благодарим покорно, матушка,- сладеньким, заискивающим голоском, с низкими поклонами стала говорить мать Таисея.- От лица всея нашей обители приношу тебе великую нашу благодарность. Да уж позволь и попенять тебе маленько, матушка... За что это ты на нас прогневалась, за что не удостоила убогих своим посещеньем... Равно ангела божия, мы тебя ждали... Живем, кажется, по соседству, пребываем завсегда в любви и совете, а на такой великий праздник не захотела к нам пожаловать.

- Невмоготу было, матушка, истинно невмоготу,- сдержанно и величаво ответила Манефа.- Поверь слову моему, мать Таисея, не в силах была добрести до тебя... Через великую силу и по келье брожу... А сколько еще хлопот к послезавтраму!.. И то с ума нейдет, о чем будем мы на Петров день соборовать... И о том гребтится, матушка, хорошенько бы гостей-то угостить, упокоить бы... А Таифушки нет, в отлучке... Без нее как без рук... Да тут и беспокойство было еще - наши-то богомолки ведь чуть не сгорели в лесу.

- Полно ты! - тревожно вскликнула и руками всплеснула мать Таисея, хоть и знала уж во всей подробности похожденья китежских поклонниц... Порядок и уважение к Манефе требовали, чтоб она на первый раз прикинулась, что ничего не знает.

- Совсем было их огнем охватило,- сказала Манефа.- Болотце, слава богу, попалось, кони туда повернули. Без того пропали бы, живьем бы сгорели...

- Вот дела-то?.. Вот дела-то какие!..- качая головой, печаловалась мать Таисея, и, опомнившись, быстро схватила поднос с кулебякой и, подавая его с поклоном Манефе, умильным голосом проговорила: - Не побрезгуй убогим приношеньем - не привел господь видеть тебя за трапезой, дозволь хоть келейно пирожком тебе поклониться... Покушай нашего хлеба-соли во здравие.

- Напрасно, матушка, беспокоилась, право, напрасно,- сказала Манефа, однако взяла из рук Таисьи поднос и поставила его на стол.

Только тут обратилась она к стоявшим у дверей Самоквасову и саратовскому приказчику.

- Здравствуйте! Как вас господь милует?..- величаво, едва склонив голову, спросила она.

Не отвечая на вопрос игуменьи, оба, один за другим, подошли к ней и, сотворив по два метания, простились и благословились.

- Садитесь, гости дорогие,- сказала Манефа, обращаясь к Таисее и к приезжим гостям, а сама села с краю стола на лавке.

- Как твои поживают? - спросила Манефа Самоквасова.- Дядюшка Тимофей Гордеич здоров ли?.. Тетушка, сестрицы?

- Здравствуют вашими святыми молитвами,- ответил Петр Степаныч.- А прадедушка Михайла Самсоныч приказал долго жить.

- Скончался?

- Шестнадцатого сего июня месяца,- подтвердил Самоквасов.

- Царство ему небесное! - молвила Манефа и, встав с места, обратилась к иконам и положила перед ними начал за новопреставленного. Вместе с нею и мать Таисея и оба гостя начал сотворили.

- Довольно по земле постранствовал,- молвила Манефа, садясь на место.- Сто годов прожил, коли не больше.

- Сто пять лет, матушка,- молвил Самоквасов.

- Сто пять лет!- задумалась Манефа.- А из затвора не вышел?

- Не вышел, матушка,- сказал Самоквасов.- Как жил двадцать два года в подвале, так и при смерти не вышел из него. Ни вериг, ни власяницы не скинул, помер на обычном ложе своем...

- На кирпичном полу с булыжником в изголовье? - отозвалась Манефа.

- Так точно, матушка,- подтвердил Самоквасов.

- Дивные дела строит царь небесный по своему промыслительному изволению!..- набожно проговорила Манефа.- Двадцать два года при такой старости и в толиких трудах пребыть!.. Очевидна десница вышнего, иже не хощет смерти грешника, но всечасно ожидает, да обратится душа к покаянию... Исправился ли он, как следует?

- Исправился, матушка,- отвечал Самоквасов.- Попа привозили... Поп теперь новый у нас в Казани завелся, австрийским епископом наслан, отцом Софронием.

- Софронием!..- с улыбкой презренья тихо промолвила Манефа.- Что ж?.. При нашем тесном обстоянии, в теперешнее гонительное время на смертный час и Софронов поп пригодится... Когда время не терпит, всякому можно человека исправить... Не поставит того во грех господь милосердый... Видел ли дедушку перед смертью-то ?

- Как же, матушка. Всех к нему в подвал приводили,- отвечал Самоквасов.Со всеми прощался, всех благословил и при всех попу в грехах своих каялся... Велики грехи его, матушка!..