В лесах (Книга 2, часть 4)

- Для тебя же прошу, для твоей же пользы,- продолжала Манефа.- Исполнишь мое желание, довеку проживешь в довольстве и почете, не послушаешь - горька будет участь твоя. Ты уж не махонькая, разум есть в голове: обсуди, обдумай все хорошенько... Ну скажи по чистой совести, отчего не хочешь ты меня послушаться, отчего не хочешь принять иночество?

- Не снести мне, матушка!.. Молода еще я - не могу за себя поручиться,взволнованным голосом ответила Фленушка, и тревожные слезы послышались в упавшем ее голосе.

- Ну хорошо, не снесешь...- полушепотом сказала ей Манефа.- Что ж из того?.. Тайно соделанное тайно и судится; падение же очищается слезами и покаянием... Гласного соблазну только бы не было... А то,- вздохнув, прибавила Манефа,- все мы люди, все человеки, все во грехах, яко в блате, валяемся... Един бог без греха...

- Ах! Не знаю, что и сказать тебе, матушка! - с отчаяньем во взоре и с порывистым движеньем молвила Фленушка.

- Одумайся, сберись с мыслями! Говори, что у тебя на уме,- сказала Манефа. Не ответила Фленушка.

- Слушай,- вдруг пораженная новой, не приходившей дотоле ей мыслью, сказала Манефа.- Не хочешь ли в мир уйти?

Зарыдала Фленушка и припала головой к плечу игуменьи.

- По мысли кого не нашла ли? - шептала ей Манефа.

- Не разрывай ты сердца моего, матушка!..- едва слышно промолвила Фленушка.

- Господи, господи!.. Вот не ждала-то я, не чаяла,- встав с места, всплеснула руками Манефа и обратила слезящий взор свой к иконам.

Наклонив голову и закрыв лицо руками, безмолвно сидела у стола Фленушка. Горько она рыдала.

Манефа тоже села. Она была в сильном волненье. Сильная краска выступила на смугло-желтом лице.

- Ни укора, ни попрека от меня не услышишь,- сдерживая порывы волнения, она говорила.- Скажи только всю истинную правду... Все, говори все, ничего не утай... Во всем покайся... все прощу, все покрою материнской любовью!

- Матушка!.. Поверь ты мне!.. Как перед богом скажу - рыдая и ломая руки, говорила Фленушка.- Молода еще - кровь во мне ходит. Душно в обители, простору хочет душа, воли!

- Счастье не в воле, а в доле,- тихо и нежно сказала Манефа.- Неволя только крушит, а воля человека губит... Да и на что же ты ропщешь? Не в темнице живешь, за затворами за запорами?.. Разве нет тебе воли во всем?.. Говори скорей, не томи меня, всю правду скажи.Слюбилась, что ли, с кем?

Подняла Фленушка на Манефу светлый, искренний взор и сказала:

- Видит бог, что телом чиста я, как сейчас из купели.

- А душой? - спросила Манефа.

- Мутится душа, сердце горит, разрывается... Воли мне хочется!..- в сильном волненье говорила Фленушка.- Не совладать мне с собой, матушка!.

- Полюбила, что ли, кого?..- чуть слышно спросила ее Манефа, опуская на глаза креповую наметку.

Замолкла Фленушка. Долго не было от нее ответа, градом текли горькие слезы по бледному лицу девушки, и слышны были судорожные, перерывчатые рыданья.

- Нет, матушка, нет!.. Теперь никого не люблю... Нет, не люблю больше никого...- твердым голосом, но от сильного волненья перерывая почти на каждом слове речь свою, проговорила Фленушка.- Будь спокойна, матушка!..

Знаю... ты боишься, не сбежала бы я... не ушла бы уходом... Самокруткой не повенчалась бы... Не бойся!.. Позора на тебя и на обитель твою не накину!.. Не бойся, матушка, не бойся!.. Не будет того, никогда не будет!.. Никогда, никогда!.. Бог тебе свидетель!.. Не беспокой же себя... не тревожься.

- Ах, Фленушка, Фленушка! - вскликнула Манефа, горячо прижав к груди своей голову рыдавшей девушки. И слезы, давно не струившиеся из очей старицы, окропили бледное лицо Фленушки.

- Ты плачешь, матушка!..- сквозь слезы лепетала, прижимаясь к Манефе, Фленушка.- Вот какая я злая, вот какая я нехорошая!.. Огорчила матушку, до слез довела... Прости меня, глупую!.. Прости, неразумную!.. Полно же, матушка, полно!.. Утоли сердце, успокой себя... Не стану больше глупых речей заводить, никогда из воли твоей я не выйду... Вечно буду в твоем послушанье. Что ни прикажешь, все сделаю по-твоему...

- Фленушка!.. Знаю, милая, знаю, сердечный друг, каково трудно в молодые годы сердцем владать,- с тихой грустью и глубоким вздохом сказала Манефа.Откройся же мне, расскажи свои мысли, поведай о думах своих. Вместе обсудим, как лучше сделать - самой тебе легче будет, увидишь... Поведай же мне, голубка, тайные думы свои... Дорога ведь ты мне, милая моя, ненаглядная!.. Никого на свете нет к тебе ближе меня. Кому ж тебе, как не мне, довериться?

- Повремени, матушка,- отирая слезы, молвила Фленушка.- Потерпи немножко. Скоро, скоро все расскажу. Все, все. А теперь... Вон матушка Юдифа идет,прибавила она, взглянув в окошко.- Как при ней говорить... Погоди немножко, всю душу раскрою тебе...

И, поцеловав руку Манефы, тихо пошла вон из кельи. Молча глядела игуменья на уходившую Фленушку, и когда через несколько минут в келью вошла Юдифа, величавое лицо Манефы было бесстрастно. Душевного волнения ни малейших следов на нем не осталось.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Простившись с Патапом Максимычем, Василий Борисыч к Манефе пошел. Он не видался еще с нею после собора.