В лесах Пашутовки

Наступает пятница, мужчины возвращаются домой, а с ними — веселое оживление, радость в тихом женском царстве. Оставив пыльные плащи на крюках в чулане, отец и муж берут чистое белье и мыло, мочалки и веники и отправляются в баню, чтобы смыть с себя недельную грязь чужих мест и дорог. В дом они возвращаются уже как новенькие — чистые, воодушевленные, прямиком к обеденному столу. В воздухе над белой скатертью витают божественные запахи свежевыпеченной еврейской халы и тушеного мяса. Так уж было у них заведено — чтобы обед в пятничный полдень был не хуже вечерней субботней трапезы. Хорошо обмакнуть золотистую корочку халы в горячий говяжий соус с приправами!

Рахеля сидит по правую руку от мужа. В воскресенье он снова уедет по делам, но до этого есть у нее впереди целых две ночи, заполненных счастьем и сердечным трепетом. Две ночи и вся царица-суббота…

4

Так и шло: пятничные вечера — кануны суббот переходили в субботы, субботы — в будни, а будни — снова в пятничные вечера, как это заведено испокон веков, с первых шести дней Творения. Дни складывались в недели, недели в месяцы, месяцы в годы. Можно ли иначе описать это неспешное течение жизни в захолустном волынском местечке, в большом семейном доме по соседству с клойзом? Немногим отличался от всех предыдущих и 1914 год, год начала большой войны — во всяком случае, с первых ее месяцев. Нет, конечно, она знала, что где-то гремят пушки, гибнут люди, льется кровь. Да и обеспокоенные лица мужчин вселяли тревогу. Но все же в первые месяцы война казалась далекой, не относящейся впрямую к надежно установленному порядку.

Но вот в Дилков стали прибывать беженцы, а вскоре отец и Нахманке заговорили о том, что неплохо бы переселиться подальше от фронта, в глубь страны. После долгих сомнений решили оставить все как есть: лесоторговое дело сильно зависело от местных связей, от здешних делянок леса, от недвижимости. Жаль было все это терять.

Фронт так и не докатился до городка, но в начале 1917 года пришло другое потрясение: свергли русского царя. Примерно тогда же умерла мама Рахели — болезнь свела-таки ее в могилу. Долгие годы мучилась она от болей в печени, жила на одном курином бульоне. Один и тот же бульон из одной и той же кастрюльки, которая служила матери более двадцати лет. И более двадцати лет свекровь, бабушка Витель, поджав губы, взирала на эту странность. Видано ли такое: человек отгораживается от всего мира и питается только супом да крошкой мяса? Бабушка Витель, массивная и деятельная пожилая женщина, внучка знаменитого дилковского рабби Хаима-Йехиэля-Михла Бухмана, решительно не признавала никаких диет.

Смерть матери мало что изменила в домашнем хозяйстве — им по-прежнему руководила бабушка. Отец Рахели явно пошел в нее и внешностью, и характером: она была такой же высокой, широкоплечей, решительной. Впрочем, годы не прибавляли сил и бабушке Витель. После того как ей стукнуло семьдесят, Рахеля стала потихоньку брать на себя все больше и больше работы по дому. Вскоре в ее ведение перешла вся готовка.

Но она была не из тех, кто жалуется. Молодая, красивая, сильная женщина не даст миру погрязнуть в беспорядке. Летом по выходным дням они выходили вдвоем с Нахманке и под ручку прогуливались по главной улице родного местечка — нарядные, уверенные, дружные — просто картинка! Рядом фланировали другие пары: эта улица долгие годы служила в городке центром подобных гуляний. На Дилков опускались сумерки, ветер приносил из сада дурманящий запах цветов. Гуляющие всматривались в небо, ища в нем первую звезду… вторую, третью… — и вот уже на темнеющий свод высыпали бесчисленные звездные стада. Конец субботы! Кто-то зажигал первую папиросу, рядом слышался чей-то приглушенный смех. Рахеля не слышит смеха, но ей и без того радостно — радостно и спокойно.

Да, женщина не даст миру рассыпаться, пока по небу гуляет среди звездочек месяц, пока цветы источают сладкий летний аромат, пока рука ее опирается на надежную мужнюю руку.

Так казалось Рахеле, пока не пришли в местечко совсем другие времена, тяжкие до невозможности. В течение страшного 1919 года в Дилков раз за разом наведывались петлюровские отряды, громили и грабили евреев. Не обошли они своим вниманием и дом по соседству с клойзом. Но самое плохое произошло в конце года. Отец и Нахманке поехали в соседний город и по дороге наткнулись на банду Шкуро. Отец, сильный человек, погиб, как жил, — гордо, сражаясь за свою честь. Нахманке пытался убежать, но был тяжело ранен. Бандиты сочли еврея мертвым и бросили на дороге. Два дня спустя его привезли в Дилков добрые люди. Старый врач Энгерт прооперировал мужа Рахели, и тот остался жив, но был с тех пор прикован к постели. Пули повредили позвоночник, и ноги больше не держали Нахманке.