В лесах Сибири. Февраль-июль 2010

Впрочем, скрываться в лесах совершенно не обязательно. Добровольный аскетизм проповедуется и в городской среде. Нужно лишь немного дисциплины. Общество потребления оставляет нам право выбора. В условиях изобилия одни готовы превратиться в рабов собственного желудка, а другие встают на путь самоограничений и скромно живут в окружении книг. Не покидая городских квартир, они уходят в свой внутренний лес.

В бедных странах все иначе. На фоне дефицита и отсутствия альтернатив люди обречены на нищенское существование. Личная воля не играет тут никакой роли. Есть старый советский анекдот про мужика в гастрономе: «Опять у вас мяса нет?» Ответ: «Это неправда! Мяса нет в отделе напротив. У нас нет рыбы». Няня, вырастившая меня, была из Венгрии и рассказывала мне о подобных вещах. Я часто о ней думаю. Сам термин «общество потребления» кажется мне отвратительным. Его придумали инфантильные умы, недовольные собственной избалованностью. У них нет сил исправиться самостоятельно, и они хотели бы, чтобы их заставили.

В семь вечера намереваюсь печь блины из запасов муки, упакованной в герметичные пакеты. Намучившись, кладу на деревянную доску подгоревшую лепешку. Полчаса провожу на улице, ожидая, пока дым рассеется, а потом открываю пачку китайской лапши.

31 марта

Вот уже несколько дней проделываю эксперимент, напоминающий опыты Павлова по формированию условных рефлексов. Есть первые результаты. В девять утра играю на флейте у окна, затем бросаю хлебные крошки синицам. Этим утром они прилетели по первому зову — до того, как я дал им то, что причитается. Окруженный птицами, вдыхаю предрассветный воздух. Мне не хватает только Белоснежки.

День провожу на высоте. Поднимаюсь по широкой долине, расположенной к северу от избушки и поросшей лиственницами, притворяющимися деревьями с японских гравюр. Я называю ее «Белой долиной». После пяти часов сражений с сугробами достигаю отметки в тысяча шестьсот метров над уровнем моря. Наверное, со стороны я выгляжу как лось, увязающий по грудь в снегу. До вершины остается метров триста, но время позднее, и мороз крепчает. Спускаюсь к мысу Северный Кедровый. Дорогу мне пересекают следы рыси. Она, должно быть, проходила здесь час или два назад и ушла недалеко. Наклоняюсь над следами и принюхиваюсь, но не чувствую никакого запаха. Мне становится менее одиноко. Сегодня нас было двое, праздных гуляк.

Вечером колю дрова на поляне. Первое, что следует сделать, — мощным ударом вогнать лезвие колуна в дерево. Убедившись, что металл сидит глубоко, нужно поднять колун с чурбаком и со всей силы ударить по колоде. Если удар нанесен правильно, чурбак расколется на две части. Теперь остается разрубить каждую из них на мелкие поленья. Приноровившись, я больше не промахиваюсь. Еще месяц назад на рубку дров мне требовалось в три раза больше времени. Через несколько недель я стану настоящим виртуозом. Когда точно попадаю по цели и полено раскалывается с характерным треском, начинаю думать, что рубка дров — это боевое искусство.

Апрель. Озеро

1 апреля

В девять утра, в тот самый момент, когда я перечитываю фразу Мишеля Деона о том, что «несмотря на все усилия, уединение остается тем, что труднее всего уберечь», дверь резко распахивается — и в хижину вваливаются четыре рыбака. На их лицах написана свойственная русским решимость. Они приехали набить мне морду, не иначе.

Я не слышал, как подъехал их грузовик. Вздрогнув от неожиданности, проливаю чай на раскрытую книгу.

Гости радостно приветствуют меня. Они направляются в Северобайкальск, чтобы продать рыбу, выловленную у южных границ заповедника. Среди вошедших узнаю своего старого приятеля Сашу с отрезанными пальцами. Рядом с ним вижу Игоря, с которым познакомился зимой лет пять назад и у которого тоже не хватает нескольких фаланг, Володю Т. и бурята по имени Андрей, которого встречаю впервые. Как и полагается в таких случаях, накрываю на стол: нарезаю принесенную ими колбасу, достаю бутылку, расставляю стаканы. Мы начинаем пить.

Я прошу каждого из присутствующих рассказать, где он проходил военную службу. Володя был танкистом в Монголии (тост за танкистов), Саша — радистом на берегах Северного Ледовитого океана (тост за полярников), Игорь служил на флоте (тост за Черноморский флот), а Андрей — в артиллерии на Северном Кавказе (тост за ракетные войска и артиллерию). Места службы российских призывников разбросаны по географической карте, словно названия стихотворений Блеза Сандрара.

Моя видеокамера стоит на полке, и я нажимаю на кнопку записи. Разговор оживляется, подогреваемый обжигающей сорокаградусной «Кедровой».