В лесу

– В пентхаусе в районе порта. Его любимый паб – “Грешэм”, я посоветовал этому типу, чтобы ходил там поосторожнее, от леваков никогда не знаешь, чего ожидать. И все три таксофона расположены по дороге от бара до его дома. Я его нашел, ребятки.

* * *

Чем я занимался остаток дня, не помню. Наверное, сидел за столом и перебирал бумажки. У Сэма появилось очередное загадочное дело, и он ушел, а Кэсси отправилась проверить какую-то слабенькую зацепку. С собой она забрала О’Гормана, оставив на горячей линии молчуна Суини, за что я был крайне ей признателен. Из-за пустоты, пришедшей на смену суете предыдущих недель, в кабинете воцарилась атмосфера покинутости, на столах, которые прежде занимали помощники, по-прежнему валялись документы, стояли забытые чашки.

Я отправил Кэсси сообщение, что из-за самочувствия на ужин к ней не приду. Молчаливая вежливость была мне невыносима. Я ушел с работы так, чтобы успеть домой до прихода Хизер – в понедельник она ходит на пилатес. Дома я написал ей записку, что у меня мигрень, и закрылся у себя в комнате. Хизер печется о собственном здоровье с упорством и рвением, с каким женщины порой выращивают цветы или собирают фарфор, однако благодаря этому она и к чужим недомоганиям относится чутко, поэтому сегодня наверняка убавит звук телевизора и лезть ко мне с расспросами не станет.

В довершение всего мне никак не удавалось избавиться от ощущения, что в суде я потерял последний шанс все вспомнить, снимок Филомены Кэвэно будто бы напоминал мне о чем-то, но о чем именно, я понятия не имел. Учитывая прошедший день, эта проблема казалась несущественной, и кто-нибудь другой на такую мелочь и внимания не обратил бы. Большинству из нас вообще неведомо дикое коварство, свойственное памяти, которая обладает особой силой, так что махнуть на нее рукой не получится.

Частичная потеря памяти – штука хитрая, что-то вроде глубоководного землетрясения, сдвигающего и поднимающего тектонические плиты, далекие от эпицентра, и сдвиги эти на первый взгляд никак с ним не связаны. Почти всю мою жизнь каждое смутное воспоминание таило в себе завораживающую, пугающую силу – возможно, оно не имеет никакого значения, а возможно, это именно Оно – То Самое, что взорвало мою жизнь и разум. Много лет я жил словно возле тектонического разлома и приучился думать, что природа сохраняет нейтралитет и что если То Самое еще не случилось, значит, Оно не случится никогда. Однако после того, как мы занялись делом Кэти Девлин, я все время ощущал подземные толчки и потряхивания, поэтому теперь во всем на свете сомневался. Возможно, фотография Филомены Кэвэно – с раскинутыми в стороны руками и открытым ртом – напоминала мне всего лишь сцену из телешоу, но возможно, снимок воскресил в моей памяти нечто ужасное настолько, что на двадцать лет мне отшибло память, – какая версия верна, я не знал.

Верной не оказалась ни одна из них. Посреди ночи, когда я погрузился в беспокойный, прерывистый сон, меня внезапно накрыло воспоминание, оно грубо стряхнуло с меня сон, и я вскочил. Сердце бешено колотилось. Я нашарил выключатель, зажег ночник и уставился на стену. Перед глазами скакали прозрачные студенистые загогулины.

Мы тогда еще до поляны не дошли, как уже почувствовали, что сегодня все иначе – что-то не так. Звуков было чересчур много, причем резких, в несколько слоев: мычанье, сопенье, вскрики, превратившиеся в дикую мешанину, более грозную, чем гневное рычанье.

– Ложись, – прошипел Питер, и мы припали к земле.

Корни и ветки цеплялись за одежду, ступни в кроссовках горели. День выдался жаркий, жаркий и безветренный, небо за деревьями ослепляло синевой. Мы, словно в замедленной съемке, ползли по земле – пыль во рту, сияние солнца, назойливое жужжание мухи над ухом, оглушительное, как визг циркулярной пилы. Пчелы на дикой ежевике в нескольких ярдах от меня, щекотные струйки пота на спине. Где-то сбоку с кошачьей ловкостью ползет Питер, за колоском-метелкой моргает Джейми.

На поляне оказалось слишком много народа. Металлика прижимал руки Сандры к земле, Темные Очки держал ее ноги, а Антракс залез на нее сверху. Юбка была задрана, на колготках зияли здоровенные дырки. За дергающимся плечом Антракса я увидел ее рот, замерший в темном крике, с налипшими на губы прядями рыже-золотистых волос. Сандра издавала странные звуки, словно пыталась кричать, но вместо этого задыхалась. Металлика ловко ударил ее, и она умолкла.

Мы побежали, не думая о том, что они увидят нас, не слыша криков “О черт!”, “Валите отсюда!”, и лишь потом вспомнили о них. Мы с Джейми столкнулись с Сандрой на следующий день, в магазине. На ней был свитер не по размеру, под глазами темные круги. Мы знали, что она нас видела, но друг на друга даже не взглянули.

Несмотря на несусветное время, я позвонил Кэсси.

– Что-то случилось? – сонно просипела она.

– Нет, все в порядке. Кэсс, я тут одну штуку нащупал.

Она зевнула.

– Господи. Надеюсь, хоть стоящая штука-то. Который час?

– Не знаю. Слушай. Тем летом мы с Питером и Джейми видели, как Джонатан Девлин с дружками изнасиловали девушку.