– Все настолько плохо? – спросила она.
– Совсем хреново. У меня даже в глазах помутилось, не говоря уж о мозгах. – В конце концов, тут я не соврал.
Кэсси медленно повернула зеркальце, облизнула палец и стерла черный потек.
– Да нет, я про мигрень. Может, домой поедешь?
Я с тоской представил себе кровать, несколько часов сна, пока Хизер не вернется и не станет докапываться, где средство для мытья унитаза, но отбросил эту мысль. Дома я буду просто тупо лежать, вцепившись в простыню, снова и снова проигрывая в голове случившееся в зале суда.
– Нет, я таблетки принял. Бывало и хуже.
– Хочешь, в аптеку заедем? Или у тебя таблеток хватит?
– Хватит, да и отпускает уже. Поехали.
Я бы добавил еще красок в описание моей придуманной мигрени, но искусство лжи заключается в том, чтобы вовремя остановиться, а у меня на такое чутье. Я так и не понял, да и сейчас не знаю, поверила мне Кэсси или нет. Одним движением она вывернула с парковки, включила дворники и встроилась в поток машин.
– У тебя как все прошло? – спросил я, пока мы ползли по набережной.
– Нормально. У меня ощущение, будто их адвокат собирается заявить, что их вынудили признаться, но присяжные на такое сроду не купятся.
– Хорошо, – проговорил я, – замечательно.
Едва мы вошли в кабинет, как мой телефон словно взбесился. О’Келли потребовал немедленно явиться к нему – Мак-Шерри времени даром не терял. Я наплел О’Келли про мигрень. У мигрени есть огромный плюс – она подходит на любой случай. Мигрень лишает тебя дееспособности, случается не по твоей вине, продолжается ровно столько, сколько надо, и никто не докажет, что на самом деле у тебя ничего не болит. А кроме того, выглядел я и правда больным. О’Келли презрительно буркнул, что головная боль – “бабские отговорки”, но раз я решил остаться на работе, то сохранил его уважение.
Я вернулся в кабинет. Сэм только что вошел, насквозь мокрый, а от его твидового пальто несло мокрой псиной.
– Как дела? – спросил он как ни в чем не бывало, но взгляд скользнул по мне, а потом метнулся к Кэсси. Все ясно, сплетни уже добрались и до него.
– Отлично. Мигрень, – мотнула Кэсси головой в мою сторону.
К этому моменту чувствовал я себя так, словно меня и впрямь мигрень мучает. Я заморгал, силясь сосредоточиться.
– Мигрень – дерьмо то еще, – посочувствовал Сэм. – У моей мамы случается. Иногда она несколько дней подряд лежит в темной комнате, ко лбу лед прикладывает. Ты вообще работать-то в состоянии?
– Да, справлюсь, – ответил я. – А ты где был?
Сэм снова посмотрел на Кэсси.
– Он справится, – подтвердила она. – От этих судебных заседаний голова у кого хочешь заболит. Так где ты был-то?
Сэм стянул с себя мокрое пальто, с сомнением оглядел его и бросил на стул.
– Ездил с нашей Большой четверкой поболтать.
– О’Келли в восторге будет. – Я стиснул пальцами виски. – Имей в виду, у него сегодня настроение не лучшее.
– Да и ладно. Я им сказал, что несогласные полезли к строителям, – уточнять не стал, но, судя по всему, они решили, будто речь о вандализме, – а я вроде как хочу убедиться, что у них все в порядке.
Сэм улыбнулся, и я заметил, что на самом деле его просто распирает от гордости, а сдерживается он лишь потому, что знает о моем провале.
– Они дико переполошились – мол, откуда это мне известно про их делишки в Нокнари, но я сделал вид, будто бы ничего особенного в этом нет, уболтал их, заверил, что никто из активистов не в курсе их существования, посоветовал быть начеку и распрощался. Прикиньте, никто из них меня даже не поблагодарил! Снобы тупые!
– А еще что? – спросил я. – Потому что это мы и так знали.
Хамить я не собирался, просто, закрывая глаза, видел тело Филомены Кэвэно, а когда открывал, то взгляд мой упирался в белую доску за спиной у Сэма, увешанную снимками трупа Кэти, и Сэм со своими достижениями и тактичностью радости мне не добавлял.
– А еще, – невозмутимо ответил Сэм, – Кен Мак-Клинток, представитель “Дайнэмо”, весь апрель просидел в Сингапуре, где в этом году тусят все самые крутые застройщики. Минус в том, что, следовательно, наш дублинский аноним – это не Мак-Клинток. И помните, что Девлин сказал про голос звонившего?
– Конечно, помню, что ничего особенно полезного, – сказал я.
– Не очень низкий, с сельским выговором, – перечислила Кэсси, – но без каких-то характерных особенностей. Мужчина, скорее всего, среднего возраста.
Она откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу, руки сцепила сзади. В своем элегантном костюме Кэсси словно вернулась с фотосессии и в нашем убогом кабинете смотрелась инородным телом.
– Именно. Следующий – Конор Рош из “Глобал”. Он из Корка, а тамошний диалект ни с чем не спутаешь, Девлин его сразу определил бы. Его партнер Джефф Барнет англичанин, рык у него прямо медвежий. Следовательно, у нас остается… – с тихим ликованием Сэм обвел в кружок одно из имен на доске, – Теренс Эндрюз из “Футуры”. Пятьдесят три года, из Вестмита, скрипучий, гнусавый тенорок. Угадайте, где он живет?
– В центре. – Губы Кэсси расползлись в улыбке.