Мы гоняли на великах. Питеру на день рождения подарили “Ивел Нивел” – если его отрегулировать, то на нем можно перепрыгнуть через стопку старых газет, – в будущем Питер хотел стать каскадером, поэтому мы усердно тренировались. Из кирпичей и куска фанеры, который папаша Питера хранил в сарае, мы соорудили на дороге небольшой трамплин.
– И будем достраивать, – сказал Питер, – по кирпичу в день.
Но конструкция получилась ужасно шаткой, и я, сам того не желая, каждый раз жал на тормоза.
Джейми несколько раз прыгнула с трамплина, а потом отошла в сторону и принялась отдирать наклейку с велосипела и раскручивать ногой педаль. В то утро она пришла позже и весь день отмалчивалась. Она вообще болтать не любила, но теперь все было иначе, молчание окутывало ее неприступной тучей, и из-за этого нам с Питером сделалось не по себе.
Питер с воплем взлетел с трамплина и зигзагом проехался по дороге, едва не сбив девочек на трехколесном велосипеде.
– Ты дурак, что ли? Чуть не задавил нас! – Тара подхватила своих кукол. Она вырядилась в длинную цветастую юбку, которая подметала подолом асфальт, и большую, странноватого вида шляпу с лентой.
– Поуказывай еще мне тут, – огрызнулся Питер, свернул на полянку у дома Одри и на ходу сдернул с Тары шляпу.
Тара и Одри хором заверещали.
– Адам! Лови!
Я помчался за ним – появись сейчас мама Одри, и нам несдобровать – и поймал шляпу, даже не свалившись с велика. Потом нахлобучил шляпу на голову и, отпустив руль, проехался прямо по кукольной “школе”. Одри попыталась спихнуть меня с велика, но я увернулся. Девочкой Одри была милой и сердилась будто бы понарошку, поэтому на ее кукол я старался не наезжать. Тара уперла кулаки в бока и заорала на Питера.
– Джейми! – позвал я. – Погнали!
Джейми стояла на дороге и стучала передним колесом велосипеда о трамплин. Она бросила велик, подбежала к стене, стремительно перемахнула через нее и скрылась с другой стороны.
Мы с Питером тотчас же забыли про Тару (“У тебя вообще мозгов нету, Питер Сэведж! Вот мама тебе задаст за твое поведение…”), затормозили и переглянулись. Одри сорвала с моей головы шляпу и, оглядываясь, бросилась наутек. Мы оставили велосипеды у дороги и следом за Джейми забрались на стену.
Джейми раскачивалась на тарзанке, отталкиваясь ногами от стены. Голову она опустила, так что видно было лишь прямые светлые волосы и кончик носа. Мы сидели на стене и выжидали.
– Мама сегодня утром меня измеряла, – наконец проговорила Джейми и принялась ковырять болячку на руке.
Мне тут же припомнился дверной косяк у нас на кухне, деревянный, белый и блестящий, с отметинами карандашом и числом, чтобы было понятно, насколько я вырос.
– И чего? – не понял Питер. – Делов-то.
– Для школьной формы! – напустилась на него Джейми. – Придурок!
Она соскочила с тарзанки и бросилась в лес.
– Ничего себе, – удивился Питер. – Что это с ней?
– Интернат, – дошло до меня, и ноги сделались ватными.
Питер скорчил недоверчивую рожу.
– Но она ж не поедет. Ее мама обещала.
– Не обещала. Сказала “посмотрим”.
– Да, и с тех пор она больше ничего не говорила.
– Да ладно, и теперь получается, сказала? – Питер прищурился на солнце. – Ладно, пошли. – Он спрыгнул со стены.
– Куда?
Питер не ответил. Он подобрал велосипеды – свой и Джейми – и завел их к себе во двор. Я тоже поднял свой велосипед и пошел за Питером.
Мать Питера развешивала выстиранное белье. На фартуке у нее пестрел ряд бельевых прищепок.
– Не обижайте Тару, – сказала она.
– Мы и не обижаем. – Питер положил велосипеды на траву. – Мам, мы в лес. Ладно?
Прямо на земле лежало одеяло, по нему ползал малыш Шон Пол в подгузнике. Я осторожно толкнул малыша кроссовкой, младенец перевернулся на спину, схватил меня за ногу и засмеялся.
– Ты молодец, – похвалил я его.
Идти искать Джейми мне не хотелось. Я подумал, что, может, предложить миссис Сэведж присмотреть за малышом, дождаться, когда Питер придет и скажет, что Джейми уезжает.
– В полшестого полдник. – Миссис Сэведж машинально погладила Питера по голове. – У тебя часы при себе?
– Да. – Питер продемонстрировал ей запястье. – Адам, двинули.
Когда что-то шло не так, мы обычно отправлялись на площадку на самом верху замка. Лестница давно обвалилась, и снизу никто и не догадался бы, что там сверху площадка. Забирались мы по внешней стене и спрыгивали на пол. По стенам вился плющ, ветви его свисали с башни, отчего та смахивала на птичье гнездо.
Там мы и нашли Джейми – она сидела в углу, уткнув лицо в согнутый локоть. И плакала, горько и неуклюже. Однажды, очень давно, мы носились по лесу, она угодила ногой в кроличью нору и сломала ногу. До дома мы тащили ее на себе, и по дороге она ни разу не заплакала, даже когда я споткнулся и дернул ее за ногу, – лишь завопила:
– Адам, поаккуратней давай!
Я спрыгнул на землю.
– Уходи! – сдавленно крикнула Джейми, поднимая голову. Лицо у нее покраснело, волосы растрепались. – Отвалите от меня!
Питер еще не слез со стены.
– Тебя чего, в интернат отправляют? – спросил он.
Джейми прищурилась и сжала губы, но рыданий не смогла сдержать. Слушать ее было невыносимо.