В любви и боли. Противостояние. Том второй

— Всегда хотела и будешь хотеть, с каждым новым днем все больше и больше.

Последние заботливые манипуляции от хозяина, принарядившего свою любимую игрушку в новую дорогостоящую одежку — поправляешь пряди моих волос, вытягивая зацепившиеся концы из-под ремней сбруи на плечах и спине. Теперь ты доволен? Все, как ты и хотел?

— Последний штрих и все… Ты же хорошо выучила часть основных визуальных и звуковых команд? Надеюсь, мне теперь не придется тратить время на подробные разъяснения, что я жду от тебя, и как ты должна себя вести после того или иного приказа? Да, Эллис?..

Ты снова отходишь к кровати и снова ненадолго, всего на несколько секунд и чтобы взять с поверхности покрывала последний принесенный тобою сюда предмет из твоей личной экзотической черной коллекции эксклюзивных игрушек. Снова не спешишь, намеренно растягивая последние мгновения перед тем как повернуться ко мне лицом и сократить последние футы нашего неразрывного слияния. И мне хватает этих микрогранул ускользающего сквозь пальцы времени только на то, чтобы пропустить по своим оголенным проводам раскаленных эмоций очередной толчок-разряд выжигающей паники, смертельную атаку зашкаливающих страхов перед подступающей неизбежностью. Это ведь даже не начало, всего лишь легкое вступление — этюд-увертюра, от которого мне уже хочется скончаться на месте.

— ДА, ЭЛЛИС?.. — нет, ты не повысил голос (как всегда), но он накрыл звенящую вокруг нас тишину прессующим набатом обострившихся клинков необратимости и твоих глаз, резанувших воздух и эти ничтожные между нами футы, подобно искрам по папиросной бумаге.

— Да…

— Что "Да"?

— Да… Мастер, — хоть убей, но назвать тебя моим Господином и уж тем более Хозяином меня сейчас не заставят даже загнанные под ногти гипотетические ржавые гвозди.

Последний шаг, последний плавный нажим погружающегося взгляда в мои глаза, от которого теперь не сбежишь и не соскочишь, если не собираешься после этого истечь кровью на смерть. Бесшумное движение руки, скользнувшей осязаемой тенью по моей коже. Легкое касание пальцев к моему подбородку, приподнимающих мое лицо к трехмерному сканеру твоих всевидящих глаз.

— Ты готова?

НЕТ. И никогда не буду. Тем более глядя в лицо человека, который никогда уже не станет моим Дэнни, в черты, которые я так когда-то любила, и которые так мечтала оплести собственными пальчиками, впитать их тепло и сенсорный живой рельеф поверхностью собственных губ…

— Да… Мастер.

— Умница, — и ты все-таки заставил меня вздрогнуть, может быть я бы даже закричала, если бы этот разрывающий легкие и сердце вопль обезумевшего страха и боли не застрял в глотке сухим комом внутреннего удушья.

Движение твоей второй руки… с более плотной и ощутимой тенью-мраком… Громкий щелчок-давление, резанувший нервные окончания глубокой острой вибрацией прямо в горло. Я только успела изумленно вдохнуть… нет… попыталась это сделать… потому что меньше чем через секунду твоя тьма затянула мне глаза, заползая под кожу, в вены и в кости… Заполняя всю твою реальность твоей живой пульсирующей бездной…

* * *

Возможно страх и является главной составляющей тематических сессий, создаваемой в виде обособленной пси-атмосферы искусными руками верха для его нижнего и без которой не обходится ни один совместный БДСМ-сеанс. И возможно так и должно было бы быть (частично), если бы на моем месте находился кто-то иной, та, которая бы знала и понимала все тонкости подобных отношений.

Я могла чувствовать тебя, как никого другого, умирать под внешним и внутренним давлением твоей наползающей и просачивающейся в кожу живой ненасытной тени-тьмы; под затягивающимися на моей оголенной до костей сущности ментальными сетями ревнивого хозяина-собственника, готового убить любого, кто посмеет посмотреть не тем взглядом или прикоснуться к его любимой игрушке намеренным жестом… Но это единственное, что ты позволял мне ощущать. Твою гребаную, жуткую, вязкую мглу. Угольную бездну, ее липкую, засасывающую, смоляную жижу. Да, теплую, пульсирующую, живую, дышащую. Вечно голодную и нетерпеливую. И ты сдерживал ее, постоянно… Не знаю, как, но я это чувствовала и осознавала, пусть и не понимала скептическим трезвым разумом. Скорее, все это считывалось моим генетическим кодом, прописываясь по зараженной твоим смертельным вирусом памяти, день за днем, минута за минутой, очередным ударом "секундной стрелки" моего сердечного клапана, инфицируя сохранившиеся каким-то чудом здоровые клетки неизлечимой мутацией — твоей фатальной необратимостью.