Читаем В лучах прожекторов полностью

— Не знаем! Поищи на той стороне аэродрома, — ответил за всех стоявший впереди сержант.

Мы заскользили на другую сторону аэродрома, высматривая по пути стоянки У-2. Но их нигде не было. У самого леса красовались остроносые «миги», около которых возились техники.

— Где тут семьсот десятый авиаполк стоит? — снова спросил штурман.

Техники переглянулись.

— Семьсот десятый? Про такой не слыхали, а он где базируется?

— У вас, в Клину.

Техники захохотали:

— Эх, куда хватил! Да разве это Клин? Это же Солнечногорск.

Штурман смутился, но тотчас же овладел собой и тоже рассмеялся:

— Значит, малость не дотянули?

— Оно и видно! — добродушно смеялись чумазые техники.

— Горючего-то хватит до дому добраться? — спросил кто-то из них.

— Хватит.

— Ну, тогда попутного ветра!

Через несколько минут сели в Клину.

Подрулив к стоянке, сразу увидели знакомые лица.

Снова вместе!

На следующий день получили приказ перелететь на озеро, расположенное недалеко от деревни Теряева Слобода.

Вылетали один за другим с интервалом 10 минут. Шли на высоте 30–50 метров. Летели строго вдоль дороги Клин — Ярополец.

До места долетели благополучно. Большая часть деревни была совершенно разрушена. В уцелевших домах окна побиты, двери выломаны.

Разместились мы в одном из таких домов. Окна забили фанерой. Поставили в комнате железную печку. Она немного согревала нас и служила кухонной плитой, на которой мы разогревали консервы для завтрака и ужина. Когда печурка горела, было тепло и как-то по-домашнему уютно, хотя всего в двадцати километрах находилась линия фронта.

Однажды вечером после полетов мы собрались в своем домике у печки. В комнате было темно. Техники засветили коптилку, разогрели консервы и приготовили ужин. Виктор Емельянов потешался над сержантом Зориным. Дело в том, что у него во время полета вырвало планшет, в котором находился пакет с секретными документами. Зорин развернул самолет и бросился на поиски. Он сделал шесть посадок. К месту последней посадки прибежали деревенские ребятишки. Один, утопая в снегу, приблизился к У-2:

— Дядя летчик, это не ваш самолет потерял прозрачную сумку? Так мы ее нашли!..

— Ты им хоть спасибо сказал? — под общий хохот допрашивал Виктор.

Дверь в комнату внезапно отворилась, нас обдало холодом, пламя в печурке заметалось, огонек коптилки из снарядной гильзы потух. На пороге появился лейтенант Ноздрачев. Он остановился и начал вежливо приглашать кого-то:

— Проходите, проходите, вот сюда, ближе к печке, здесь теплее.

В комнату вошли трое, одетые в меховые комбинезоны, унты, шлемы. У каждого через плечо на узеньком ремешке висели здоровенные деревянные кобуры. Кроме того, у всех были пистолеты ТТ. Незнакомцы прошли к печке. Емельянов и Зорин сразу же предложили им свои табуреты. Ноздрачев поздоровался и объявил:

— Товарищи, это наши боевые друзья. Всех троих приказано утром доставить в штаб фронта на станцию Перхушково. Полетим втроем: Емельянов, Шмелев и я. К рассвету техникам подготовить самолеты!

Мы окружили гостей, зажгли потухшую коптилку, в комнате стало светлее. Предложили с нами поужинать, но те отказались:

— Спасибо, нам нельзя есть.

— Это почему же, мясо нельзя? — удивился Виктор.

— Да очень просто, — ответил один из них. — Мы двенадцать суток голодали, мотаясь по тылам врага… А положенное на сегодня уже съели. И сейчас хотим просто посидеть с вами в тепле. Спасибо за угощение…

Все в комнате с любопытством разглядывали пришельцев. Емельянов и Манеров подсели ближе и стали расспрашивать:

— Как вы забрались к немцам?

Один из пришедших, который назвался старшим лейтенантом Синиченко, не спеша начал рассказывать.

Группу десантников — коммунистов и комсомольцев — забросили в тыл врага. Они должны были, ведя разведку, идти навстречу нашим наступающим войскам и, соединившись с ними, рассказать, где противник строит оборону, где у него склады с боеприпасами. Особое внимание надо было уделить расположению танков и огневых точек, скоплению фашистских войск.

— Выбросили нас ночью. Приземлились около деревни. Вскоре нас собралось шестеро, в том числе девушка, радистка. Остальных не удалось разыскать. Шли днем и ночью. Наблюдали за передвижением фашистов. Вдали от линии фронта было довольно спокойно. Раз в сутки заходили в деревни. Жители встречали нас тепло, кормили, рассказывали про немцев. Взятые с собой продукты мы берегли. Но чем ближе к фронту, тем становилось труднее. Деревни были забиты фашистами. Днем продвигаться стало невозможно. Отсиживались в лесах. Ночью шли дальше. Продукты кончились. Питались лишь сухарями да снегом. Костров не разводили, чтобы не привлекать внимания. Кончились и сухари. Остался только снег. На пятые сутки, голодные, озябшие, мы рискнули зайти в деревню. Тихо подошли к крайнему дому, постучали. За дверью послышался старческий голос: «Вам кого?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза