Читаем В лучах прожекторов полностью

Я ответил по-немецки: «Открывай». Вошли в сени, шепотом спросили открывшего нам дверь старика: «Немцы в доме есть?» — «Трое. Спят, вчера нализались, свиньи». Вшестером быстро покончили с ними, оттащили в огород, забросали снегом. Пришедшая затем старушка подала на стол две кринки молока, творог и буханку хлеба. Как волки голодные, накинулись мы на еду, быстро опорожнили посуду, съели хлеб. Вдруг за дверью послышался шум, затем немецкая речь. Вскочили. Куда деваться? Решили выбраться через чердак. В дверь уже барабанили. Чтобы не оставлять следов, захватили с собой кувшины из-под молока, блюдо из-под творога и забрались на чердак. Внизу началась стрельба, видно, фашисты почувствовали недоброе. Через слуховое окно мы попрыгали прямо в огромные сугробы — и бегом к лесу. Немцы заметили нас, ударили из автоматов. Радистка упала. Мы унесли ее в лес. А когда стрельба прекратилась, похоронили нашу боевую подругу комсомолку Валю в лесу, в огромном сугробе.

В деревни больше не заходили. Чем ближе к линии фронта, тем сильнее было движение на дорогах. Тянулись колонны бронетранспортеров, танки, самоходные орудия. А на востоке по вечерам полыхало красное зарево и слышался беспрерывный гул. Идти становилось все труднее.

Но ценные данные о противнике, карты с расположением фашистских войск и линиями обороны хотелось побыстрее вручить нашему командованию. На одиннадцатые сутки один из наших умер. На двенадцатые сутки совсем обессилели. Решили дальше не двигаться, а ждать своих. Вскоре скончался еще один товарищ. Осталось трое.

К вечеру на поляне показались люди в маскировочных халатах. Кто они? Немцы или наши? Каждый поудобней устроился за деревом, лег, положил около себя маузер, пистолет, нож. Лежим, ждем. Они нас заметили. Долго что-то обсуждали. А затем разошлись в разные стороны и стали окружать. Кольцо сужалось. Мы выжидали.

Кто же они? Наши или чужие? Они ползли, плотно прижавшись к снегу, не поднимая головы. Один из них, очевидно, наткнулся на что-то и выругался на самом настоящем русском диалекте. Свои!

Привели нас в штаб дивизии, потом отправили в штаб армии. Под контролем врачей стали кормить. Сначала понемногу, а затем стали давать побольше. Сегодня уже третий день, как мы питаемся нормально. Вот и вся история…

Рассказчик умолк.

Некоторое время в комнате стояла тишина.

— Так вот что такое война… — глубоко вздохнув, произнес девятнадцатилетний Зорин. А мне подумалось: «Вот что значит быть коммунистом, уметь по-партийному выполнять свой долг…»

Этот вечер крепко запал в душу каждого из нас, и мы не раз вспоминали о нем.

На следующий день с рассветом три самолета вылетели из Теряевой Слободы и взяли курс на Перхушково.

После посадки направились в лес. Там размещался штаб Западного фронта. В бараке у шлагбаума находилось бюро пропусков. Войдя в помещение, Синиченко предложил посидеть на скамейке, отдохнуть и на прощание покурить.

Из двери напротив вышел высокий мужчина в коричневом меховом комбинезоне и с удивлением стал рассматривать нас.

— Синиченко? — наконец произнес он, подбежал к разведчику, обнял его, уткнулся в воротник комбинезона.

Мы слышали, как наш ночной гость повторял:

— Товарищ майор, командир… жив!

Потом слышалось одно:

— Жив, жив!..

Наконец:

— Пойдем. Через час будем докладывать командующему…

— Нет, погоди, надо проститься.

И Синиченко подошел к нам:

— Спасибо, дорогие друзья. Будете в Москве, заходите…

Тепло распрощавшись с десантниками, мы вернулись в полк.


Во второй половине декабря полк перелетел в деревню Смольниково. Летный и технический состав разместился в домах у колхозников. На краю деревни, недалеко от леса, батальон аэродромного обслуживания оборудовал хорошую посадочную площадку. В сосновом подлеске были замаскированы самолеты.

К этому времени войска 1-й ударной армии вышли на реку Ламу и с ходу стали прорывать вражескую оборону, а авиационные части получили приказ — поддерживать наступление.

Все наши самолеты переоборудовали и приспособили для бомбометания. Позади штурманской кабины прорезали отверстие и вставили металлический цилиндр, куда помещалось 5–6 мелких осколочных бомб.

В холодный зимний вечер летчики и штурманы собрались на командном пункте. Командир полка капитан Куликов объявил:

— Получена боевая задача. Нам приказано нанести бомбовый удар по узлу сопротивления в районе Чекчино, на западном берегу Ламы. Это километрах в двадцати пяти от Волоколамска. Фашисты ведут оттуда усиленный пулеметный и минометный огонь. Предстоит уничтожить фашистские огневые точки и помочь нашим войскам освободить населенный пункт.

— Вот мы и стали ночными бомбардировщиками, — задумчиво произнес Виктор Емельянов, когда командир полка закончил указания и разрешил идти.

— А почему бы и нет? Пора, пора! — услышав разочарованный возглас Виктора, как-то очень тепло сказал парторг полка Жарков. — Идет большое наступление наших войск. Нужно их поддержать всеми силами. Вот и настало время стать ночными бомбардировщиками — теми, кем мы называемся и кем хотим стать. А теперь пошли, ребята! Надо подготовиться!

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза