Секунду молодая девушка колебалась, но затем чувство взяло верх: она склонилась к своему товарищу и обвила его шею руками.
- Прощай! - прошептала она, целуя его.
- Прощай! - отвечал он, сжимая ее в своих объятиях и покрывая поцелуями ее помертвевшее лицо.
- Иди! - воскликнула она, наконец отрываясь от него.
Еще прошло две-три минуты, в течение которых каждый оставался наедине с своими мыслями.
Затем Яблонский подошел к отверстию мины, зажег фитили, завалил самое отверстие приготовленными глыбами, вернулся к своей спутнице и отвел ее в самый дальний угол грота.
Здесь оба они стояли в ожидании роковой минуты, держа друг друга за руки и как бы получая новые силы от сознания взаимной близости.
Фитили должны были гореть около десяти минут. Эти десять минут казались обоим целою вечностью. Яблонский погасил обе лампы и спрятал их около себя.
В непроглядном мраке, среди мертвой тишины слышно было учащенное дыхание обоих.
Оба задыхались и едва держались на ногах. Обняв девушку, Яблонский почти держал ее на руках, но чувствовал, что и сам устоит недолго.
Но вот стены пещеры дрогнули, раздался страшный толчок, сильный удар в голову ошеломил Яблонского, он выпустил из рук свою бесчувственную спутницу и, потеряв сознание, упал рядом с нею на каменный пол грота…
Глава XVIII
Прошло более часа, прежде чем сознание вернулось к Яблонскому. Едва приподняв голову, он жадно втянул в себя доходившую до него струю свежего воздуха.
«Спасены!» - пронеслось у него в голове.
Но тотчас сильная боль в темени и во всем теле дали ему почувствовать, что не все обошлось благополучно.
«Жива ли она?» - подумал он в невыразимой тревоге.
Не будучи в состоянии подняться с места, он протянул руку и в темноте отыскал свою спутницу Она недвижимо лежала около него. Рука его дотронулась до ее лица. Ему показалось, что оно было холодно, как у мертвеца.
Отчаяние придало ему силы: он приподнялся на колени, достал лампу и повернул пуговку.
К счастью, лампа оказалась в целости.
Ослепленный мгновенным переходом от темноты к яркому свету, он не сразу рассмотрел распростертую на полу рядом с ним фигуру.
Молодая девушка лежала недвижимо. Губы ее были плотно сжаты, глаза закрыты. В лице не было ни кровинки. Руки были беспомощно раскинуты.
В порыве отчаяния Яблонский звал ее, трогал за голову, за руки, но все было тщетно.
Преодолевая собственную боль, он достал фляжку, смочил водой ее голову и, с усилием раскрыв сжатые челюсти, влил в рот несколько капель.
Но жизнь, казалось, уже навсегда отлетела от неподвижно распростертого тела.
Оставалось одно средство - попытаться немедленно вынести ее из душного грота на свежий воздух.
Но как это было сделать?
Яблонский сам не мог подняться на ноги и ежеминутно боялся снова потерять сознание от нестерпимой боли в голове.
Жажда страшно его мучила. С жадностью отпив несколько глотков воды, он почувствовал временное облегчение.
Едва приподнимаясь на коленях, он дополз до пробитого им в стене отверстия и, направив в него свет лампы, увидел, что далее взрыв пробил широкий и довольно высокий проход, усеянный оторванными глыбами и осколками каменного угля.
Тем не менее по этому проходу, хотя и с трудом, но можно было пробраться с ношей на руках.
Но сквозь узкое отверстие в начале стены немыслимо было протиснуть безжизненное тело. Необходимо было расчистить и увеличить вход. Но он чувствовал, что силы покидают его почти совсем. Вдруг ему припомнилось, что когда выбирали вещи из ранца сэра Муррея, между прочим попалась какая-то бутылка, на которую тогда, обрадовавшись неожиданному приобретению патронов, не обратили внимания.
Сэр Муррей был очень запасливый и предусмотрительный человек. Не заключалось ли в этой бутылке какого-нибудь лекарственного, укрепляющего средства?
Яблонский дотащился до угла, где были сложены съестные припасы, и достал эту бутылку. Горлышко ее было завинчено металлическим колпаком; отвинтив его и вынув стеклянную пробку, Яблонский с восторгом ощутил запах превосходного коньяку.
Даже не воспользовавшись отвинченным колпаком, представлявшим металлический стаканчик, он жадно прильнул к горлышку и отпил несколько больших глотков.
Внутри его все сразу точно загорелось. Через минуту он почувствовал, что силы его удвоились. Он встал на ноги, отыскал свою кирку и принялся за работу, превозмогая нестерпимую боль, чувствовавшуюся и в голове и во всем теле. Каждый раз, как силы готовы были его покинуть, он делал глоток коньяку и снова с лихорадочной энергией принимался за работу.
Через час выходное отверстие было на столько расширено, что в него, хотя и согнувшись, можно было войти с ношей на руках.
Теперь предстоял самый тяжелый труд. Хватит ли у него силы перенести свою спутницу по неудобному, заваленному проходу до следующей галереи?