Цвет ее был такой же, как и у предшествовавших ей дуг, но яркость ее света была несравненно значительнее. Постоянно извиваясь, она медленно, но беспрерывно меняла форму и место.
Ширина ее стала очень значительна, ее яркий беловато-зеленый цвет с поразительной красотою выделялся на темном фоне. Теперь она стала извиваться в бесчисленных изгибах, не покрывающих, однако, друг друга. Волны света, переливаясь, колыхались по всей длине ленты справа налево и слева направо.
Но вот лента внезапно превратилась в громадный развевающийся вымпел, концы которого терялись на дальнем горизонте. Свет становился все интенсивнее и ярче, волны быстрее и быстрее следовали одна за другой. На верхнем и нижнем краях ленты явились радужные цвета, блестящий белый свет середины сразу окаймился снизу красной, а сверху зеленою полосой.
Вдруг лента разделилась на две; верхняя быстрее стала восходить к зениту, выделяя лучи к той точке зенита, к которой обращен южный полюс магнитной стрелки.
Лишь только верхняя лента достигла зенита, началась великолепная игра лучей.
- Смотрите, - прервал общее молчание, Маркович, - центр этой игры лучей составляет магнитный полюс. По-моему, это доказывает внутреннюю связь северного сияния с таинственными магнитными силами нашей Земли. Глядите: вокруг полюса во все стороны сверкают и крутятся короткие лучи; на всех краях ленты видны радужные цвета призмы, и волны света, переливаясь, образуют центр. Это и есть тот «венец» северного сияния, который является всегда, когда лента переходит через магнитный полюс.
- Я первый раз вижу, - заметил капитан Галль, - северное сияние, подобное настоящему, несмотря на то, что зимовал в арктических странах. Обыкновенно если появляются световые дуги, исходящие из темного сегмента неба, то уж потом не бывает ленты и венца.
- Да, - подтвердил Маркович, - в настоящем случае мы сразу наблюдаем северное сияние двоякого вида. Кроме того, в тех широтах, где мы находимся, северные сияния происходят обыкновенно с конца сентября по март, а теперь апрель. Кстати, капитан, под какой широтой мы находимся?
- Два часа тому назад мы пересекали восемьдесят первую параллель - с тех пор корабль без движения.
- Мы еще не достигли тех широт, в которых не бывала нога человека. Некоторые экспедиции достигали восемьдесят третьей параллели. Но когда будем мы в состоянии двинуться?
- Я спущусь на лед, чтобы осмотреть корабль снаружи и, главное, осмотреть винт.
В это время северное сияние так же незаметно и быстро исчезло, как появилось, но ночь была светла настолько, что можно было ясно различать лица.
Капитан Галль в сопровождении Пояркова и трех матросов взошел на опущенный трап и спустился на лед.
Прошло с четверть часа.
- Ну, что? - окликнул Яблонский.
- Винт сломан, но у нас есть запасный. Пока снаружи особых повреждений не заметно. Мы обойдем кругом.
В ту же минуту страшный крик донесся снизу. К нему присоединились другие крики.
- Сюда! На помощь! - выделился голос капитана.
Все бросились к трапу. Впереди всех Яблонский.
Глава VI
Но лишь только Яблонский ступил на лестницу, как из зияющей тьмы навстречу ему поднялась громадная фигура; в одно мгновение могучие лапы охватили его, и рев медведя раздался над самым его ухом.
Павел Михайлович сделал отчаянное усилие; конечно, оно не помогло бы ему вырваться из мощных объятий северного исполина, но стальные ступени лестницы не представляли точки опоры даже для когтей медведя, и поэтому он вместе с своей добычей скатился вниз.
Только когда рев белого медведя огласил воздух, бывшие на палубе поняли, в чем дело. Несколько человек бросились внутрь корабля за оружием, но кромешная тьма мешала быстроте действия, а несколько секунд замедления были бы гибельны.
Тогда помощник капитана Скробут скомандовал своим матросам:
- Ножи в руку! Выручай капитана!
Боцман Кипченко и человек двадцать матросов с ножами в руках быстро спустились по трапу, но внизу все уже было кончено: Яблонский лежал подле убитого громадного бело-го медведя; над молодым ученым склонился капитан Галль с окровавленным ножом в руках. Около стояли его спутники.
Молодого ученого подняли на руки и бережно перенесли на палубу. Трое докторов, бывших среди ученых, тотчас окружили его.
- Здесь, на палубе, невозможно осмотреть раненого, - заметил капитан Галль, - нельзя раздевать человека при двадцати градусах мороза по Реомюру.
- Конечно, - спохватился Маркович, - перенесем его в залу.
- Но и в зале тот же холод.