— А вы не слыхали? — искренне удивился Арон, — Весь город говорит. У нас открывается выставка «Культура инков». В понедельник тут будет столпотворение! И есть из-за чего, уверяю вас. Уникальнейшие экспонаты из музеев Латинской Америки и Штатов. Раскопки Хайрема Бингема, Луиса Валькарселя, Ойле. Раскопки городов Куско, Сапсауамена! («Ай да Арон! — уважительно подумал Митрохин. — Мне такого и поевши не выговорить».) Сейчас вы спокойно осмотрите экспозицию. А что вы спрашиваете, кто такой Николай Павлович, так это — Николай Павлович Пласкеев — один из молодых наших американистов. Та-а-лант! — закатил глаза Арон Борисович. — Идемте, он мне не откажет! А сумочку, Боря, оставьте здесь.
Бородач подхватил Митрохина под руку, вывел из кабинета и, неожиданно при своей тучности, быстро повлек его по коридорам, лестницам и залам на эту самую выставку. «Со мной!», «Это со мной!» — коротко успокаивал он дежурных, бдительно кидавшихся навстречу.
— У нас таки строго, — шепнул он Митрохину, — посторонних — ни-ни… Но пусть мне теперь скажут, что вы нашему музею посторонний.
— Спасибо, — поблагодарил Митрохин.
Он огляделся. Работы по подготовке выставки шли, видимо, еще полным ходом. Пахло замазкой, ремонтом. По устланному бумагой и газетами полу сновали люди. Что-то тут двигали, приколачивали, подвинчивали, подкрашивали, устанавливали, а установив и присмотревшись, вновь начинали двигать. Отрывисто и гулко в пустом помещении звучали деловитые голоса.
— Работы еще на два дня, — уверенно определил хозяйственник. — Давайте, Борис, пройдем в соседний зал. Там экспозиция уже готова, там и сам Николай Павлович.
В соседнем зале, пол которого тоже кое-где был покрыт бумагой, было безлюдно и тихо. Здесь уже незыблемо вдоль стен и по всему помещению стояли экспонаты: какие-то каменные стелы, каменные плиты, каменные же статуи, всевозможных размеров вазы, чаши. На стенах висели огромного формата фотографии, панорамы. Бросался в глаза огромный макет города, вернее — его развалин, отлично выполненный макет в стеклянном кубе, стоящем посреди зала. У этого куба, чуть склонившись, стоял невысокий, коренастый лысоватый человек. Он задумчиво рассматривал какой-то сложный рисунок, лежащий на крышке куба, и легко постукивал по рисунку пальцами.
— А вот и сам Николай Павлович! Николай Павлович, познакомьтесь, дорогой мой, с товарищем Митрохиным, нашим талантливым конструктором!
«Ну, Арон…» — покраснев и страдальчески сморщившись, чертыхнулся Борис, быстро глянув на ученого. Тот усмехнулся понимающе.
— А это, — Арон сделал жест в сторону остролицего — а это, Боря…
— Пласкеев, — поспешно представился тот, — Николай Павлович.
— Борис Сергеевич, — назвался Митрохин, пожимая ладонь ученого.
— Чем могу? — спросил тот, вопросительно глянув на Арона.
— Николай Павлович, не в службу, а в дружбу, покажите товарищу выставку. Я знаю, время у вас драгоценное, но кто же лучше вас…
— Хорошо, — вежливо согласился ученый, — я ознакомлю товарища с экспозицией. Получаса, я думаю, будет достаточно?
— Вполне, — обрадованно закивал Арон. — Ну, я побежал. Вы, Боря, на обратном пути загляните ко мне, хорошо? Хотя ведь сумка там ваша. Дорогу, конечно, найдете? А сейчас вы получите удовольствие! — Арон еще покивал обоим и быстро двинулся из зала, на ходу озабоченно оглядывая паркет на свободных от бумаги участках пола.
Ученый едва приметно вздохнул, сдвинул на стекле лист и постучал пальцами в стенд.
— Это, — начал он объяснять, — развалины Сапсауамена, одной из крепостей инков. Посмотрите, какая мощь, какая суровая гармония, какая ненавязчивая геометричность. Вы когда-нибудь интересовались древними цивилизациями Южной Америки, Борис Сергеевич?
— Нет, — сожалеюще покачал головой Митрохин. — Это из раскопок?
— Да. Эти развалины изучал перуанский археолог Луис Валькарсель. Часть экспонатов, — Николай Павлович коротко ткнул рукой в сторону стены, — как раз из этой крепости. Основной же материал — из Куско, столицы инков. Вот его панорама, взгляните. — Они подошли к стене. — Справа, на заднем плане панорамы, — показал рукой инковед (как мысленно окрестил его Митрохин), — знаменитый храм бога Ильяпа, бога погоды, грома и молнии.
— Илья Пророк? — обрадовался знакомому созвучию Митрохин.
Николай Павлович снисходительно усмехнулся, не отвeтив.
— А вот фрагмент стены этого самого храма, — ласково коснулся он пальцами огромного каменного блока, покрытого узорной резьбой, изображавшей каких-то затейливых чудищ. В верхнем углу блока внимание привлекала вмятина, от которой, уродуя резьбу, разбегались прихотливые трещины.
— След ядра, — с отвращением пояснил ученый. — Конкиста. Штурм.
— А это, — шагнул инковед к соседнему стенду, — так называемые «толстые танцовщицы».
«Ох и тети! — отвел глаза Митрохин. — Ох и танцовщицы! Да неужто их с натуры лепили? Вот так детали, вот так пуды…» Взгляд его, как намагниченный, вновь обратился к этому ансамблю. — «Да…»