— Может и видели. Ну а полиция поискала — тю-тю. Дудзик, бедняга! Представляешь его состояние?
— Вот так! — сказал Поэт, обращаясь к Егору.
Егор кивнул головой.
«Черепашка» взлетела на запруженный машинами мост, перекинутый полосатой трапецией над свободными водами великой реки от взметнувшегося ввысь правого берега до растекшихся слева мокрых пятен заливных лугов, и выскочила на скоростную трассу до Багадага. Самое трудное на этом пути было выехать из города. Теперь уж в окно виднелись косяки резиновых лодчонок с рыбаками и усиками удочек, кустарники по пояс в воде и неоседающий пух белых облаков.
— А у моего друга был кот, — стал вспоминать Поэт, — кот Лизка. Своенравнейший котище — жуть. Гордец страшенный. Он по карнизу одиннадцатого этажа ходил по всем соседям. Зайдет, бывалыча, к кому-нибудь на кухню, — умный, чертяка, — открывает морозилку и жрет сосиски от души. Любые дверцы открывал.
— И что? — спросил Егор.
— Ничего. Его потом, говорят, в форточку выбросили. Да, кстати, Миня, я все хотел спросить!
— Спрашивай.
— В последнее время заметно участились встречи людей с привидениями. Это связывают с деятельностью комбината.
Минилай поморщился и, не отрывая взгляда от дороги, сказал:
— Иной раз, сами того не замечая, мы спрашиваем о вещах, о которых другие дают подписку о неразглашении…
— Да ладно тебе! Все же все знают! Киберпсихика, «невидимки», «ловушки», визиоэффекты?
— Молчание, как говорится, жизнь.
— Гм! — Поэт очевидно рассердился и обиделся. — Если в обществе существуют общественно значимые тайны, оно не может называть себя демократическим.
Вскоре целыми грибными полями потянулись дачные домики. Свернув в лесополосу у развилки шоссе и поковыляв по разбитым колеям грунтовой дороги, они приехали. Миня открыл ворота и загнал «черепашку» на бархатистую зеленую лужайку перед изящной избушечкой.
— Вылазь, — сказал он, — гвардия!
— О, как мило, — воскликнул Поэт и разразился: — У-лю-лю-лю-лю… Райское местечко.
Егор огляделся. Бабочки слетали с цветка на цветок. Прожужжал над головой, словно стратегический бомбардировщик, мохнатый слепень. Из-под припухлых листиков земляники жеманно выглядывали красные ягодки, интересуясь — кто же это пожаловал?
— Это божественно, — плясал и скакал Поэт. — Такую природу я люблю безопасную, обузданную. А в Слободке не природа — зверь!
— Минечка, — заласкалась Виола, — вы с пылу с жару не желаете за землею съездить? А я пока стол приготовлю! Баньку.
— Поедете? — грудным голосом спросил Миня.
— За землей? — не поверил и улыбнулся Поэт. Егор давно подметил, что тот остро реагирует на смешное или нелепое.
— Это образное выражение — земля. Земли море! Нет хорошей земли.
— Удобрения, что ли?
— Да… Навоз.
— Где?
— На ферме.
— А его разве не развозят машинами?
— Ну конечно развозят. Только за баснословные цены.
Поэт оглянулся на Егора.
— Украсть, что ли?
— Если хочешь, назови так. Но я себя оправдываю вполне приличной причиной: ферме назем мешает. И если я беру его, то этим помогаю им в подготовке к встрече с санинспекцией.
Поэт вторично оглянулся на Егора.
— Ну поехали, — сказал тот, ему было все равно.
— А там шибко шугают таких? — еще раз перестраховался Поэт.
— Иногда, — ответил Минилай. — Меня — ни разу.
— Мне все равно, — сказал Егор. — Ехать так ехать. Я тебе доверяю в этом смысле.
— Но при чем здесь доверие! Есть вопросы, связанные с личной ответственностью, где человек уже не может просто копировать опыт других, он делает абсолютно свой выбор.
— Не вижу разницы.
— Как хочешь, — сказал Поэт. — Тогда вперед… Прицеп есть? — спросил он Миню. — Или мешки взять, да пару вил.
— Да, мешки возьмем.
Миня ушел за ними, а Егор с Поэтом стали вытаскивать из машины все ненужное, чтоб не возить взад-вперед лишний груз. «Вот у них какие разговоры, — размышлял Егор. — Вот о чем. А как говорят и что делают, тем, верно, и живут. Вот тебе и город. Познал?.. Мало. Это лишь кусочек большой жизни…
— Поэт! — окликнула подошедшая Виола, — на, - она протянула Поэту спелое желтое, мокрое от ополаскивания яблоко. — А это тебе, — протянула Егору второе. — Наши, — с гордостью сообщила она.
— М-м-м, — откусил Поэт, — прелесть. Аж сахарные.
Виола заулыбалась. Из избушки вышел Миня с вилами и мешками.
— Готовы? — И жене: — Никому не открывай.
— Приедете — к баньке, — ответствовала та. — Ни пуха!
— Навоза! — ответил ей Поэт и засмеялся.
Первые полпути ехали молча, Поэт чему-то улыбался, мечтательно возводя глаза и шевеля губами. Ехали полями, по пыльной ныряющей дороге, ехали златоусой рожью.