Любовь… Отведав такой любви, не очень-то просто представить что-то подобное снова. Для этого нужна вера. И надежда. И любовь – нужно обладать любовью, чтобы подарить это чувство кому-то другому.
У меня не было ни того, ни другого, ни третьего. У меня были синие шапки туч, с шумом протекающие на потемневшую от влаги зелень холмов. Пустота… И память!
Я продолжал отмерять ленты одинаковой длины, сплетая их в косичку. Просто так. Лишь для того, чтобы посмотреть, что это будет за изделие.
От неожиданного телефонного звонка я вздрогнул. Покосился на аппарат. Телефон, словно подтверждая своё существование, весело пиликнул ещё раз. И ещё.
Брать трубку было незачем, но телефон всё звонил и звонил…
Я отложил косичку в сторону. Поднялся.
– Алло, – произнёс медленно, почему-то не рассчитывая на ответ.
В трубке закряхтело. Потом послышался треск, и трубка вдруг закартавила Артёмом:
– Почему ты так долго не подходил, писатель? Ты что, спал?
– Я только приехал… – ответил я ошарашенно. Я и не подумал, что Артёму вдруг может пригодиться листок, который я дал ему после несостоявшегося убийства.
– Я прикинул, – неторопливо продолжал он, – что ты зря огорчался. Югин сделал всё правильно! Он указал нам наше нынешнее место… Только вот он своей бородатой головой знаешь о чём не подумал?
– Ну?
– О том, что это – начало! Вот так вот.
– Где начало?
– Дурак! Начало – это место, где всё начинается. Где всё только начинается! Ты меня понял?
– Кажется…
– Ты что делал в Питере? Вот скажи мне, а?
– Жил… – ответил я, чтобы отвязаться от вопроса.
– Жил, – произнёс он с усмешкой. – Всё только начинается – ты слышишь меня? Вот теперь пиши! А иначе зачем всё то, что с тобой случилось?
Я попытался улыбнуться. Всё то, что со мной случилось, Артём знает, может быть, на две трети. И этих двух третей ему вполне достаточно для жизнеутверждающих выводов. Мне же – мне было недостаточно даже трёх, чтобы не опускать рук.
– Ты правда так думаешь?
– Я уверен в этом, писатель. Я – уверен! Ладно, спи… Это я так… Позвони мне потом!
– Артём, деньги я…
– При чём тут деньги. Я же знаю, что ты вернёшь… И желательно – при личной встрече.
– Хорошо, – ответил я и снова улыбнулся ему в трубку.
Тихо положив телефон на место, я посмотрел на своё нелепое рукоделие. Оно показалось мне сброшенной змеиной шкуркой, легковесной и бессмысленной.
Тогда я ещё не знал, насколько был прав Артём. Я стоял перед открытым окном в чём мать родила. Курил, стряхивая пепел. Дождь расстреливал меня, отскакивая от подоконника холодными свинцовыми каплями. Расстрельная команда состояла из тридцати трёх ненавидящих меня букв, с которыми я не смог совладать.
Но ведь было ещё и моё прошлое! И оно вдруг на миг показалось мне чужим, но привлекательным. Авантюрным. Какое-никакое, это было единственное моё прошлое – другого уже не будет… Мне мучительно хотелось пережить его снова. Всё, чем я мог это повторить, были листы бумаги и тридцать три расстрельные буковки, где первой буквой алфавита значилась буква «я». Сначала был я!
На этом я ставлю точку, дату, размашистую подпись – «Степнов, Санкт-Петербург».