В.Н.Л. (Вера. Надежда. Любовь)

– Нет, ребята, сегодня сыграли что надо… – подтвердил Вадим. Все покивали, а Эдик взвился вдруг:

– Да где там что надо… Ты куда там рубишь а-ля марчио… Барабан не может из такта вступить. Из гармонии выпадаете…

Опа!

– Да Эдик, да ладно тебе! – забеспокоился вдруг Вадим. – Ты вот винчику выпей…

– Я выпью… Только басиста надо менять. И тебе ещё работать и работать.

Атмосфера становилась напряжённой.

– Эдик, замолчи! – поддержал коллектив Паша.

– А чего замолчи? Будто ты всего этого сам не знаешь…

И тут соло выступила Татьяна.

– Послушай, музыкант! – она привстала, не с первого, правда, раза. – Чмо ты конченое, понял? Пришёл он в новый коллектив, а понты колотит, карась… Пошёл вон отсюда…

Эдик тоже встал. На мгновение мне показалось, что он сейчас замахнётся. Вместо этого он потушил в пепельнице сигарету и с ленцой в голосе произнёс:

– Ну ладно…

И вышел из комнаты в полной тишине.

Слышно было, как он шебуршит одежкой, как обувается. Потом дверь захлопнулась так, что я испугался за дверную коробку.

– Ты где такого борзого отыскал? – продолжала Татьяна, обращаясь к Паше. На колготках у неё я заметил длинную стрелку.

– В трамвае познакомились…

Все захохотали.

Паша получил от меня ещё один жирный плюс. Пусть и трамвайная, но это была его удачная находка.

Уход Эдика почему-то сплотил нас. Или здесь не обошлось без действия алкоголя? Заулыбался даже Чернобров. Улыбка у него оказалась вязкая.

Спустя полчаса БГ орал на всю комнату. Паша и Вадим сидели в обнимку. Дима с Чернобровым сооружали на кухне глинтвейн из коробочного вина.

Супрун с переменным успехом облизывал Татьяну.

А я вдруг сказал раскрасневшейся, почти прекрасной Вере:

– Давай поцелуемся.

– Давай, – охотно согласилась она.

Мы попробовали друг друга на вкус. После чего я почувствовал её зубки и неумелый язычок. Все смотрели на нас. Даже Супрун оторвался от Татьяниного уха.

– Серый, – отвлёк меня Паша, – Серенький… – видно, вино размягчило и его.

– М-м, – чуть отпустив её губы, отозвался я.

– Если что – у меня есть ключ…

Я не понял, что он имеет в виду, но оторвался от Веры.

– Ключ от бабкиной комнаты… Я могу дать, – он сказал это громко, так что слышали все.

– Дай лучше нам, – оживился Супрун.

– Нет, Верке, – твёрдо отвергла предложение Татьяна.

Я посмотрел на Веру. Она чуть кивнула в знак согласия.

Паша порылся в ящике стола.

– Я ей раньше цветы поливал… – и бросил мне маленький ключик.

Я поймал его вспотевшей рукой.

Потом мы, пошатываясь и хихикая, брели в тёмном коридоре, в котором пахло корицей. Долго вставляли ключ в скважину…

В тёмной комнате мы повалились на бабкину кровать.

– Аварии не будет? – спросил я. Она ведь такая молоденькая, Вера.

– Нет, – выдохнула, – я уже пробовала…

– Тогда раздевайся, – прошептал я, стягивая футболку.

– Не смотри, – шепнула она. Привстав, завозилась у меня за спиной.

– Не смотрю, – подтвердил я.

– Носочки снять?

Спустя минут сорок в дверь таки постучали. Я, прикрывшись футболкой, бросился открывать.

В темноте коридора вырисовывалась Пашина фигура.

– Ну? – коротко спросил я.

Он пытался заглянуть за меня, но я был выше его ростом, да и дверь только лишь приоткрыл…

– Слушай, они собираются… А здесь на ночь я вас не оставлю. Если она (меня резануло, но я промолчал) остаётся, идите на диван. Да и Танька спрашивает.

– Сейчас.

Я прикрыл дверь и вернулся к Вере.

– Я слышала…

– Вер… – я приобнял её за плечо. Я был благодарен ей за разбуженную во мне нежность.

– Серёжа, можно мне остаться? – она поднялась на постели, обняв одной рукой, поцеловала в подбородок.

– Да можно… – ответил я, не думая. Просто спать с Верой я тоже хотел.

– Тогда иди, я сейчас…

Я быстро оделся, вышел в коридор и вернулся в яркий свет комнаты.

– Ну чего? – я выглядел даже бодро, тогда как остальные уже засыпали на ходу.

– А-а, совратитель, – усмехнулась Татьяна. За то время, что нас не было, она вдруг сделалась трезвее.

– Вера сказала, что останется…

– Ну ещё бы… – лихо взъерошила волосы Татьяна. Поникший почему-то Супрун осоловело вращал глазами и периодически сморкался в платок. По-моему, ему было нехорошо.

Пришла Вера.

– Молодец! – сказала ей Татьяна. Вера покраснела.

Стали собираться. Долго искали свитеры и куртки, то и дело проливая недопитые стаканы с вином, стоящие на полу. Вадим с извинительным бормотанием прятал в карман недопитую бутылку. Чернобров выглядел довольным и трезвым. И каким-то вдохновлённым от причастия… к музыкантам, что ли?

Долго прощались. Татьяна шушукалась с сестрой в коридоре. Наконец я запер дверь за всей компанией. Как только дверь захлопнулась, отворилась другая. Как будто её распахнуло сквозняком. Перед нами, в ночнушке уже, стояла вторая наша соседка.

– Молодые люди!

Я замер. Изысканно выражаясь, если палево было, то полным.

– Проветрите, пожалуйста, а то курите втроём, а дышать уже нечем.

И тут меня переполовинил хохот.

Вера помогла нам с Пашей убраться. Мы как следует проветрили помещение, подогревая себя глотками оставшегося вина. Без него, я уверен, мы просто рухнули бы спать. Потом Паша демонстративно достал раскладушку, включил ночник.

– Ложитесь, я на лестнице покурю…

Этого я побаивался.