В наши дни

Около девяти, проходя в кабинет, он уже застал Люду за секретарским столом и минут через пять вызвал к себе. Она появилась с раскрытым блокнотом и шариковой ручкой. Он улыбнулся, отметив похвальное старание. Анечка все запоминала наизусть. Глядя на девушку, директор подумал, что где-то он видел такую вот секретаршу. Видел совсем недавно. Да, конечно же, в кино! В каком-то заграничном фильме. И этот блокнот, и карандаш, и готовность немедленно исполнить любое желание шефа.

Сегодня Люда была одета в серенький, схваченный в талии костюмчик с брюками клеш, отглаженными столь тщательно, что, казалось, о их складку можно порезаться.

— Садитесь, — кивнул директор. — Пишите. Первое.

Красный блестящий карандашик, сжимаемый наманикюренными пальцами, заскакал по листу.

— Заказать разговор с Киевом на двенадцать часов. Затем…

Продиктовав все, что следовало, директор о чем-то задумался и спросил:

— Умеете печатать на машинке?

— Одним пальцем, — покраснев, ответила Люда. — Но ничего, я научусь.

— Лучше пойти на курсы, — сказал он, помня, что Анечка в свое время окончила курсы машинописи. — Как ваше отчество?

— Людмила… Зачем? Просто Люда…

— А все-таки?..

— Владиленовна.

— Отлично. Так вот, Людмила Владиленовна, так мы вас и станем называть. И пожалуйста, отзывайтесь только на имя и отчество.

Она была удивлена. Пожала плечами.

— Зачем?

— Видите ли, Люда, — он сам не заметил, как назвал ее так, — видите ли, дело в том что… Сколько вам лет?

— Семнадцать, — с готовностью ответила девушка.

— Да, сейчас семнадцать, а потом двадцать… Предположим, вы проработаете в институте лет двадцать пять… — Он увидел, как девушка беззвучно охнула. — К «Людочке» все привыкнут и будут вас называть так и через четверть века. Меж тем вы будете уважаемая женщина — мать семейства…

— О, я еще не собираюсь замуж, — отмахнулась карандашиком Люда.

— Не имеет значения. Придет время — вы станете секретарем дирекции, смените Анну Петровну.

— Я не стану секретарем, — мотнула она головой. — Я учусь на вечернем искусствоведческом.

— У вас дома большая семья?

— Не очень. Я, еще братишка.

— А кто отец?

— Он строитель.

— Вам было необходимо пойти работать?

— Почему? Я решила сама. Хочу иметь свои деньги.

— Зачем?

— Как зачем? Ну хотя бы одеваться.

Директор с любопытством смотрел на девушку. Люда решительно ломала все его догадки о ней.

— Значит, дома от вас ничего не требуют?

— Вы про деньги? Конечно нет. У нас хватает на жизнь.

Он не стал расспрашивать дальше. Было вполне возможно — у Люды есть своя комната, и у родителей, наверно, дача.

— Понятно, — сказал он и повторил: — Понятно. Ну, хорошо…

— Все? — спросила Люда, взглянув на блокнот с записями.

— Пока все, — кивнул директор.

Она повернулась и пошла к двери, а ему пришла мысль задать ей еще один вопрос.

— Минуту, Людмила Владиленовна! — остановил он девушку. — Ну, а кто же у нас будет секретарем после Анны Петровны?

Она повернулась и посмотрела на него с нескрываемым удивлением, словно хотела сказать: «Откуда я знаю, кто у вас будет секретарем? Вот уж действительно!..»

Но тут же ответила:

— Найдется, думаю, кто-нибудь. Да и Анна Петровна еще поработает.

— Верно, — согласился он. — Анна Петровна еще поработает.

Дверь за новым курьером, временным секретарем и будущим искусствоведом, затворилась.

— Анечка еще поработает, — задумчиво повторил директор, глядя на календарь с пометками, и поднялся, чтобы идти в лабораторию.

ЛЕГЕНДА О МАРИИ

Егора Яновича я знаю давно. Столько времени, сколько хожу в цирк уже не обыкновенным зрителем, а человеком более или менее своим — знакомым с артистами и теми, кто в свете прожекторов на арене не появляется, но от кого ежедневные представления зависят во многом.

Когда я вечером сижу в ложе или пристраиваюсь где-нибудь в рядах, я непременно вижу в боковом проходе фигуру чуть ссутулившегося старика в синем поблекшем берете, внимательно следящего за тем, что делается на манеже. Стоять здесь никому не полагается, а Егору Яновичу можно. Так заведено издавна. И если в какой-нибудь вечер в цирке его не видят, начинают беспокоиться. Все ли благополучно с нашим завсегдатаем?!

Уже мало кто помнит номер, с которым работал Егор Янович, и цирковая фамилия, с какой он выступал, позабылась. Зато у самого старого артиста память поразительная. Глядя под купол, чуть ли не на любую воздушную пару, Егор Янович может вам рассказать ее родословную до четвертого колена. Назовет и дедов, и отцов, и дядек, и теток. Объяснит, когда какая цирковая семья с кем породнилась и кто из нее вышел. И, можете не сомневаться, все будет правдиво и точно. Егор Янович — летопись нашего цирка.

Однажды спросил я его о гимнастке, про которую слышал много, но все как-то неопределенно и путанно. Старик оживился. Видно, был не прочь поделиться тем, что знал. Мы задержались в пустом ряду кресел после просмотра нового акробатического номера. Круглый зал был освещен скудным дежурным светом и выглядел буднично и неуютно. Услышав мою просьбу, Егор Янович чуть улыбнулся и задумался. У глаз сбежались морщинки.

Неторопливо он заговорил: