В объятиях смерти

- У него двадцатипроцентный стеноз артерий малого круга, - подумала я вслух, разыскивая свой карандаш.

- Харпер тут же свалился, а псих все бил и бил, - продолжал Марино.

- Тридцать процентов в правом коронаре. - Я нацарапала цифры на пустом пакете от перчаток. - Никаких рубцов от старых инфарктов. Сердце здоровое, но слегка увеличено. И у него кальцинирована аорта, атеросклероз первой степени.

- Затем парень перерезал Харперу горло, может быть, для твердой уверенности, что он мертв.

Я подняла взгляд на Марино.

- Кто бы это ни был, он хотел убедиться, что Харпер мертв, - повторил он.

- Не думаю, что нападающий мыслил столь рационально, - откликнулась я. - Взгляни сюда, Марино.

Я отвела скальп с черепа, который был разбит, как яйцо, сваренное вкрутую. Показывая линии переломов, я стала объяснять:

- Его ударили по крайней мере семь раз, причем с такой силой, что любая из ран не оставила бы ему надежды на выживание. Затем ему перерезали горло. Это сверхубийство, так же, как и в случае Берил.

- О'кей. Сверхубийство. Я не спорю, - ответил он. - Я просто говорю убийца хотел убедиться, что Берил и Харпер мертвы. Ты почти отрезаешь кому-нибудь его проклятую голову и можешь быть уверен, что твоя жертва не собирается воскреснуть и заговорить.

Когда я принялась опустошать желудок в картонный контейнер, Марино скорчил гримасу:

- Не возись. Я могу рассказать тебе, что он ел, - я же сидел там рядом с ним: орешки к пиву и два мартини.

Эти орешки только начали перевариваться, когда Харпер умер. Больше там ничего не было, кроме коричневой жидкости, и я чувствовала запах алкоголя.

Я спросила Марино:

- Что ты из него вытянул?

- Совершенно ничего.

Я взглянула на него, помечая контейнер.

- Я сижу в баре, пью тоник и лайм, - начал Марино, - примерно с четверть часа. Харпер появляется почти в пять.

- Как ты узнал, что это он?

Почки были прекрасно гранулированы. Я положила их на весы и записала показания шкалы.

- Его невозможно спутать ни с кем - с этой гривой белых волос, ответил Марино. - Он соответствовал описанию Поутита, и я узнал его в ту же секунду, когда он вошел. Он садится за столик и никому ничего не говорит, просто заказывает свое "обычное" и ест орешки к пиву, пока ждет. Я наблюдаю за ним какое-то время, затем подхожу, пододвигаю стул и представляюсь. Он заявляет, что ничем не может мне помочь, и не хочет об этом говорить. Я давлю на него, говорю, что Берил много месяцев угрожали, и спрашиваю, знал ли он об этом. Он раздражается и говорит, что не знал.

- Думаешь, он говорил правду?

А про себя я подумала, в чем заключается правда об отношении Харпера к спиртному? Его печень была увеличена.

- Теперь это уже не выяснить, - сказал Марино, стряхивая на пол пепел с сигареты. - Потом я спрашиваю его, где он был в ту ночь, когда ее убили, и он говорит, что был в баре в обычное время, а затем поехал домой. Когда я спрашиваю, может ли его сестра подтвердить это, он отвечает, что ее не было дома.

Я взглянула на него с удивлением, скальпель застыл на полпути:

- Где же она была?

- Ее не было в городе.

- Он тебе не сказал, где именно?

- Нет. Он сказал, цитирую: "Это ее дело. Не спрашивайте меня".

Глаза Марино презрительно остановились на частях печени, которую я препарировала. Он добавил:

- Моим любимым блюдом была печень с луком. Можешь в это поверить? Я не знаю ни одного полицейского, который видел бы вскрытие и после этого все еще любил бы печень...

Пила "Страйкер", с помощью которой я принялась за череп Харпера, вынудила Марино сдаться, и, когда костяная пыль поплыла в едком воздухе, он отошел подальше. Тела на вскрытии плохо пахнут, даже если они в хорошем состоянии. Да и само зрелище не вызывает положительных эмоций. Надо отдать должное Марино - каким бы ужасным ни было дело, он всегда приходил в морг.

Мозг Харпера был дряблым, с множеством рваных повреждений. Очень малое кровоизлияние подтверждало, что после удара по голове он жил недолго. По крайней мере, смерть его была милосердно быстрой. В отличие от Берил, у Харпера не было времени осознать ужас или боль, или просить о пощаде. И еще несколько особенностей различали эти два убийства. Харпер не получал угроз, по крайней мере, насколько нам известно. В его убийстве отсутствовали сексуальные мотивы. Он был забит, а не заколот. И никакие предметы одежды не пропали.

- Я насчитала сто шестьдесят восемь долларов в его бумажнике, сказала я Марино. - Его наручные часы и кольцо с печаткой тоже не пропали и оприходованы.

- А как насчет того, что висело у него на шее?

Я понятия не имела, о чем он говорит.

- У него на шее висела такая толстая золотая цепь с медалью, что-то типа геральдического герба, - объяснил Марино, - я обратил внимание в баре.