Я позаботилась прогуляться в саду с каждой из девяти старейшин, начиная с Седжит – с той, что при первой встрече пыталась осмотреть мои зубы (и хорошо, что мне хватило духу этому воспрепятствовать: в огромных количествах поедая те самые ягоды, я избавилась от цинги ценою лишь одного зуба, но там, в Имсали, моя ротовая полость выглядела просто безобразно). Намного превосходившая прочих старейшин в любознательности, Седжит относилась ко мне благосклоннее остальных, тогда как, к немалому моему удивлению, полной ее противоположностью в этом смысле оказалась Урте, самая младшая из девяти. Что ж, косность во взглядах и закрытость для новых идей среди стариков – не редкость, однако сие справедливо далеко не всегда. По-видимому, Урте, не только самая младшая, но и совсем недавно принятая в совет, полагала необходимым явить сородичам твердую приверженность драконианским традициям.
– А что твои сестры? – спросила однажды Седжит. – Их уже нет в живых?
– У меня их никогда не было, – с негромким смехом ответила я. – Пожалуй, в этом я – полная противоположность драконианкам: одна среди множества братьев. Но мать моя, хвала солнцу, рожала всех нас не группами, а поодиночке.
Раз в жизни перенесшая роды, я неизменно вздрагивала при одной мысли о двойне, не говоря уж о тройне либо о четверых.
Разговор о братьях был бы вполне безобиден, однако Седжит продолжала расспрашивать о моей семье, что неизбежно вело к мыслям о тех, кто мне дороже всего: о Сухайле, о сыне и об остальных, навсегда вошедших в мою жизнь – кто с личной стороны, кто с профессиональной. Поначалу я изо всех сил сдерживала дрожь в губах, но вскоре подумала: а стоит ли? Быть может, пусть дракониане увидят, что и люди способны чувствовать?
Тот день, когда нас накрыло лавиной, остался далеко позади, и теперь я вполне могла говорить о любимых, не ударяясь в слезы, как прежде. Наоборот, подобные беседы придавали сил и решимости добиться цели: в Обители день ото дня становилось теплее, и каждый из этих дней приближал возможность подняться на седловину между Че-джа и Гьяп-це. Упорное желание воссоединиться с Сухайлом и остальными близкими и друзьями тесно сплеталось с упорным желанием помочь драконианам, и оба чувства крепли, разгорались сильнее с каждым днем.
Дабы я смогла изложить совету свое видение дальнейшего пути без заминок, мы с Рузд трудились полночи. На следующее утро я попросила старейшин о встрече в саду, сказав, что сии материи – для солнца, а не для подземелья (последнее было местом не-деяния, вдумчивых размышлений, предварявших решения, я же хотела подтолкнуть совет к действию).
Слуги дома старейшин навели порядок в саду, приготовив его к весенним посадкам, но в каменных цветниках еще чернела земля. Запрокинув голову, я обратила лицо к солнцу (этот естественный для меня жест многое значил для дракониан: для них он был чем-то сродни безмолвной молитве), набрала в грудь воздуха и начала.
– Прежде чем люди увидят хоть одного из вас во плоти, – заговорила я, – им нужно привыкнуть к мысли о вашем существовании. Возможно, начало уже положено: если только мои спутники не погибли под лавиной все до единого, о нашей находке в горах людям уже известно. Если вы позволите мне вернуться во внешний мир, я позабочусь о том, чтоб огонь интереса ко всему драконианскому, вспыхнувший после того, как мы нашли в Лабиринте Змеев забытое гнездовье, разгорелся сильнее прежнего.
Да, я рассказала старейшинам о потайной комнате под Сердцем Стражей, не умолчав и о том, как плакала над следами детенышей древних дракониан, умерших от голода в ожидании так и не явившихся к ним смотрителей. В эту минуту воспоминания о них потрясли меня еще более, чем тогда (ведь прежде я полагала их лишь неразумными животными), однако я продолжала:
– Я объявлю о намерении отыскать популяцию ныне живущих дракониан. Моя известность и обширные связи в научных кругах обеспечат этому предприятию внушительную поддержку, и я смогу начать движение за сохранение Обители еще до того, как она будет «найдена». Когда же мир узнает о вашем существовании, многие будут готовы оказать вам поддержку и вместе встать на защиту вашего благополучия.
Совету этот план пришелся не по вкусу, и тут мне абсолютно не в чем их упрекнуть. Масштаб риска был настолько велик, что его не могло охватить ни одно слово любого из наших языков, хотя старейшины, несомненно, подыскивали его со всем возможным старанием, а уж их-то лексикон намного превосходил мой. На мою сторону встала Седжит, и Тарши явно готова была к ней прислушаться, но остальные…
– О нас должны знать лишь немногие, – сказала Кюври (самая старшая из девяти, она была склонна подчеркивать данный факт при всяком удобном случае). – Если ты передашь послание совета какому-нибудь человеческому правительству…