— Что с ним? — услышал сквозь жуткую боль и звон в ушах голос врача.
Сам ответил ему вперед медсестер.
— Бо…ль…но… си…ль…но, — завертелся на больничном столе, совершенно не ощущая нижних конечностей.
— Эй! Эй! — услышал голос медперсонала.
— Давай, вырубай его! — строгий выговор врача.
Успел посмотреть направо, где висела капельница. Затем в сознании случился провал.
Когда Эдмунд Розенберг потерял сознание под воздействием увеличенной дозы анестезии, я продолжила операцию. Анджал хмурился. Под его строгим надзором мне было не по себе. Но я отгоняла это липкое чувство, сосредотачиваясь на рабочих деталях. Такая реакция пациента говорила о том, что анестетики подействовали не в полной мере, ведь я даже не успела продвинуть щуп и до четверти мочеточника.
Но операция продолжалась, а значит, надо было приступать к основным действиям. Щуп медленными поступательными движениями дошел до нужной точки, и я увидела на мониторе твердое отложение в виде сгустка диаметром пятьдесят миллиметров.
— Вот он. Включаю лазер, — сообщил доктор Анджал, — Приступай к дроблению… Жду аккуратности…
— Не дробится, — сообщила я доктору Анджалу.
— Вижу, — услышала тихий напряженный ответ, — Ладно, ты проделала хорошую работу. Тут в другом дело. Канал у него мочеточный слишком узкий. Надо расширитель ставить.
— Принято. Гульзум, подай, пожалуйста, стенд-катетер. Спасибо… Приступаю к введению катетера.
В эту операцию мне действительно казалось, что какие-то высшие силы сговорились и, хоть и нехотя, отдали мне свои силы — и благие, и не очень — чтобы я смогла довести дело до конца.
Странно все это. Но все, вроде, сработало.
Я успешно завершила установку стенда, хоть и не смогла раздробить камень.
Эдмунд Розенберг больше не дергался, а мирно лежал, пока медсестры не перенесли его на каталку.
VI
Пока меня везли в палату, я несколько раз отключался. Окончательно пришел в себя в большой зале.
В руке капельница, голова еще немного гудит, но сознание ясное.