В одном лице

Правила охоты на оленей в Вермонте были — да и по сей день остаются — довольно примитивными. Запрещается стрелять с транспортного средства с мотором; практически все остальное разрешается. В разные сезоны разрешено охотиться с луком, с винтовкой, с гладкоствольным ружьем.

— А почему у нас нет сезона охоты с ножом? — спросил Нильс Боркман на одном из городских собраний. — Или с рогаткой? Оленев и так слишком много, верно? Надо убивать больше оленев, да?

Теперь в Вермонте осталось слишком мало охотников; их число уменьшается с каждым годом. С годами правила охоты пытались изменить так, чтобы регулировать численность оленьей популяции, но ее рост продолжался; однако же некоторые горожане Ферст-Систер все равно запомнили Нильса Боркмана как бесноватого придурка, который предлагал ввести сезон охоты на «оленев» с ножом и рогаткой — хотя Нильс, разумеется, просто шутил.

Помню, сначала разрешалось отстреливать только самцов, потом самцов и самок, потом самцов, но только одну самку — если у вас имелось специальное разрешение, и нельзя было стрелять в молодых оленей, у которых рога еще не ветвятся.

— Может, начнем отстреливать вообще всех, кто не из штата, без ограничений? — спросил однажды Нильс Боркман. (Справедливости ради, в Вермонте это предложение могло бы найти немало сторонников, но Боркман, конечно, опять шутил.)

— У Нильса просто европейское чувство юмора, — сказал дедушка Гарри в защиту старого друга.

— Европейское! — воскликнула бабушка Виктория с презрением — нет, больше чем с презрением. В ее голосе звучало такое отвращение, словно Нильс вляпался в собачье дерьмо. Но то, как она произносила «европейский», не шло ни в какое сравнение с тем, как она шипела «мисс», брызгая слюной, стоило кому-нибудь упомянуть мисс Фрост.

Итак, мы не занимались настоящим сексом, и за это мисс Фрост изгнали из Ферст-Систер, штат Вермонт; как и Элейн, ее спровадили постепенно, и первым шагом стало увольнение из библиотеки.

После того как мисс Фрост лишилась работы, они с матерью уже не могли себе позволить оставаться в своем старом доме; дом выставили на продажу, а пока мисс Фрост пристроила маму в дом престарелых, построенный для города Нильсом Боркманом и Гарри Маршаллом.

Вероятно, дедушка Гарри и Нильс договорились с мисс Фрост о льготных условиях, но эта сделка была мелочью по сравнению с договоренностью между академией Фейворит-Ривер и миссис Киттредж — той самой, которая позволила Киттреджу окончить школу, хотя он и обрюхатил несовершеннолетнюю дочку преподавателя. Сделку такого рода мисс Фрост никто не предложил.

Если я случайно сталкивался с тетей Мюриэл, она приветствовала меня в своей обычной фальшивой манере: «А, привет, Билли, — как дела? Надеюсь, все нормальные

для молодого человека твоего возраста занятия доставляют тебе подобающее удовольствие!»

На что я неизменно ответствовал: «Проникновения не было — то есть того, что обычно называется сексом. Я считаю, тетя Мюриэл, что я все еще девственник».

Вероятно, после этого Мюриэл бежала к моей матери, чтобы пожаловаться на мое предосудительное поведение.

Что до мамы, она объявила мне и Ричарду бойкот — не понимая, что ее молчание меня вполне устраивает. На самом-то деле я предпочитал молчание ее постоянным нападкам; и пусть у мамы не находилось для меня слов, это никак не мешало мне самому с ней заговаривать.

— А, привет, мам, как жизнь? Как раз хотел тебе сказать, что вовсе не чувствую себя изнасилованным — наоборот, мисс Фрост меня оберегала, она правда не позволила мне войти в нее, и, надеюсь, понятно, что она не входила в меня!

Обычно я не успевал ничего больше добавить, поскольку мама убегала в спальню и захлопывала дверь.

— Ричард! — взывала она, забыв, что решила не разговаривать с Ричардом после того, как он встал на сторону мисс Фрост.

— У нас не было того, что обычно называют сексом, мам, — вот что я пытаюсь тебе объяснить, — продолжал я, стоя перед закрытой дверью спальни. — Мисс Фрост ограничилась своеобразной разновидностью мастурбации. У нее даже есть особое название, но я избавлю тебя от подробностей!

— Прекрати, Билли, хватит, хватит, хватит! — кричала мама. (Видимо, забыв, что и со мной тоже решила не разговаривать.)

— Полегче, Билл, — предупреждал меня Ричард Эббот. — Мне кажется, сейчас твоя мама чувствует себя очень уязвимой.

— Очень уязвимой, — повторял я, глядя прямо ему в глаза — и Ричард отводил взгляд.

«Поверь мне, Уильям, — сказала мне мисс Фрост, держа в руке мой член. — Если начнешь повторять чужие слова, отвыкнуть будет не так-то просто».

Но я и не хотел отвыкать; это была ее привычка, и я решил ее позаимствовать.

— Я тебя не осуждаю, Билли, — сказала мисс Хедли. — Я сама вижу, даже не зная подробностей, что кое в чем твой опыт с мисс Фрост повлиял на тебя позитивно.

— Не зная подробностей, — повторил я. — Повлиял позитивно.

— Тем не менее, Билли, мой долг — предупредить тебя, что при столкновении с такой неловкой ситуацией сексуального характера у многих взрослых возникают определенные ожидания.