Исподволь он наблюдал за отцом и мамой. Родители вместе уже тридцать лет. Он даже не может припомнить, ругались ли они когда-нибудь. Кажется, даже не ссорились; спорили иногда, но, не повышая голоса, до сих пор смотрят друг на друга влюбленными глазами. Однажды Алешка вернулся домой поздно ночью и услышал, как родители занимались любовью. Он тогда подивился и позавидовал. Видимо, был еще порох в пороховницах. Каждый год отмечалась годовщина свадьбы, а когда праздновали серебряную, то еще и повенчались. Раньше было нельзя — партийная дисциплина, хотя Алешку мать потихоньку окрестила, а теперь можно. А раз можно, значит, и нужно.
— Мать сказала, что ты с Линой познакомился, — нарушил молчание отец. — Ты смотри, не обижай ее. И так девчонке в жизни досталось.
— Ее обидишь, как же! Такой мне разнос устроила, даже по морде заехала!
— Слушай, ты действительно — одни ходячие неприятности. Когда ты успел ее-то из себя вывести?
— Послушайте, дорогие мои, — возмутился Алешка. — У меня скоро комплексы появятся. Прямо по Фрейду. Ты, отец, сегодня уже третий, кто напоминает мне о моем скверном либидо.
— Я, Лина, а кто еще? — спросил отец.
— Ее начальник, какой-то майор, — ответил Алешка, откусывая кусок хлеба. — Лина сказала, что ему рост мой не понравился и он решил покрутить меня на причастность к убийству.
— Леня, а ты знаешь, кого нашел Алешка в озере? — вступила в разговор мама.
— Да, — кивнул отец, — Илью Татурина с дочкой. Бедный Сергей Ильич, такое горе.
Алешка оторвался от вкуснейшего рагу и удивленно посмотрел на родителей:
— Вы их знаете?
— А что ты так удивляешься? С его отцом мы работали вместе. Я был первым секретарем обкома партии, а Татурин-старший был предоблисполкома. У них тоже дача была здесь, кажется, первая от озера. Потом меня перевели в Москву, а Сергей Ильич ушел на пенсию. Дачу они, кажется, продали, по крайней мере, я их здесь давно не видел. Зачем приезжал сын Илья на озеро? Непонятно! Говорят, попивал прилично. Да и раньше был очень неуравновешенный. Все время в какие-то странные истории попадал, — сказал отец, посмотрев на Алешку.
— Вот только не надо аналогий, — прервал сын отца, опасаясь, что начнутся нравоучения. — Я человек очень уравновешенный.
— Ты еще маленький, — проговорила мама, погладив Алешку по голове.
Он улыбнулся матери, поймал ее руку у себя на голове, поцеловал.
— Не беспокойся, мамочка. Я еще успею состариться. Ты мне лучше вот что скажи — Лина замужем?
— А почему ты сам у нее не спросил?
— Не успел.
— Да он наверняка сразу в любви объясняться начал, — вставил отец.
— Так точно, именно так я и поступил, — принял шутку Алешка.
— Ты с ней подружись, Алеша, — попросила мама. — Она очень славный человечек.
— Может, и тебя, балбеса, чему-нибудь хорошему научит, — поддакнул отец.
— Обязательно, — проговорил Алешка, вставая из-за стола. — Спасибо, все невероятно вкусно.
— Если есть один раз в сутки, то и подметки покажутся вкусными, — ответила мама.
— Это не есть правда, — ответил Алешка, уходя по лестнице на второй этаж.
— А он прав, — подтвердил отец, поднимаясь и целуя жену в щеку, — тебе помочь?
— Спасибо, справлюсь сама. Иди отдыхай.
ГЛАВА 3
Вечер еще не наступил, а солнце уже перекатилось на другую сторону дома. Алешка открыл окно настежь, наслаждаясь воздухом, настоянным на сосновом аромате.
В дверь постучали. В комнату вошел отец.
— Чем маешься? — спросил он Алешку, стоящего у окна.
— Романом, — ответил Алешка.
— Сочиняешь?
— Нет, пап, — сказал Алешка, садясь на кровать и откладывая в сторону толстенную книгу в дорогом переплете. Отец успел заметить, что это англоязычное издание. — Читаю.
— Все на языке оригинала шпаришь?
— Пытаюсь.
— Не доверяешь переводчикам?
— Нет. В переводе читаешь мысли переводчика, а не автора.
— А что это у тебя?
— Так, один американский писатель, современный классик.
— Слушай, сын, а может, ты действительно не там учился? Может, тебе на филфак или в литинститут надо было?
— Нет, сейчас, чтобы стать писателем, достаточно просто уметь писать, диплом ничего не решает, если нет таланта.
— А у тебя есть талант?
— Пока не знаю. — Возникла пауза, Алешка заговорил после нее первым. — Ты, бать, не обижайся. Я действительно пока не знаю. Просто поверь мне. Я ведь не случайно публиковаться стал под псевдонимом. Не хочу, чтобы на редакторов давил твой авторитет. Не хочу быть свиньей неблагодарной, спасибо тебе за все, за детство счастливое. За то, что вы с мамой терпите все мои шатания. Только дайте и мне самому что-нибудь сделать. Писатель пишет, опираясь на свой социальный и психологический опыт, а у меня он напрочь отсутствует.
— А тебе не кажется, Алексей, что ты свой опыт начал получать не там, где надо? В борделях да СИЗО ты только славу дурную себе заработать можешь. Мудрость приходит от пережитых страданий, а не от удовольствий. От праздности душа становится ленивой, холодной, бесчувственной. Пользы в этом для писателя никакой.