В ожидании августа

И она сдавалась, убирала листочки, укладывала мою голову на свою грудь, начинала целовать меня осторожно, будто боясь притронуться, будто ожидая какого-то подвоха, будто не веря, что мужчина еще может ее любить, восхищаться ее грудью, животом, бедрами. Несколько раз она пережила близость со мной, но для этого ей приходилось испытывать такие неудобства и такие сложности, что уже мне казалось, что я зря затевал все это. Потом я шел в ванную, разводил настой из трав с примесью лекарств, возвращался в спальню, видел ее с аккуратно уложенными волосами, пахнущую весенними духами из нашей молодости, которые когда-то выпускала рижская парфюмерная фабрика. К этому времени Мила уже снимала все свои гибкие и не очень оковы с ног, и я, отбросив одеяло, легко брал ее на руки. Мы шли вместе, я, шутя, несколько раз имитировал ее падение из рук, она смеялась счастливым смехом и спрашивала где-то на подходе к дверям ванной:

– Ты, правда, еще любишь меня?

– Да, я люблю тебя, мою первую и единственную любовь… Мать моих сыновей-гигантов, мою первопроходку лыжных трасс, мою заболевшую девочку… Не болей сильно… Держись! Ты моё все…

Она не могла сдерживать слез, тихонько билась головой о мою грудь и плакала, словно ребенок. Я сам рыдал, только не подавал вида. Но она, замечая потом, когда уже лежала в ванной, что глаза у меня красные, говорила:

– Не расстраивайся так… Ты должен жить за нас двоих. Я даже не буду ревновать тебя, если ты найдешь для своих физических потребностей…

Я зажимал ей рот рукой, говорил:

– Сейчас нет проблем… И справку покажут, и презерватив любой наденут… А вот ты точно об этом не должна думать… Не должна! И точка… Давай подумаем лучше, что мы будем делать завтра, ведь суббота грядет.

– Мне жалко тебя, но уже подошло время пылесосить, протереть все влажной тряпкой… Зато обед тебе сегодня не надо варить, завтра наварим опять на 2-3 дня. Квитанции в прачечную на комоде, получишь белье, когда в магазин пойдешь… Зря ты не используешь стиральную машину, это элементарно, так просто…

– Пусть рабы на меня поработают. Хоть в чем-то я должен испытывать удовлетворение. А то все сам!

– Господи, какой ты у меня мальчик, глупенький… Ведь это лишние деньги, расходы.

– Ма, я хочу котлет, настоящих, каких ты делала из рыбы, из мяса. Толстых, сочных, мясных, а не хлебных.

– Не могу же я приглашать невестку только для этой процедуры… Давай мы сделаем по-другому. Бери лист бумаги и записывай…

Она скрупулезно, по пунктам диктовала, что нужно сделать, чтобы приготовить настоящие домашние котлеты. Я начинал творить на кухне, конечно, то и дело бегал к ней в спальню за советами. Она не выдерживала, просила посадить ее в кресло и приезжала на кухню. Одна беда: ей минимально разрешалось сидеть и в кресле. Но котлеты мы все-таки успевали закончить, борщ вегетарианский доходил под толстым ватным одеялом, а по части картофельного пюре я был таким специалистом, что даже взрослые сыновья, когда приходили к нам в гости, иногда просили меня сделать пюре.

Мы обедали вдвоем. В тяжелые дни обострений болезни я устраивал обед на закрепленном подносе, когда жена была зажата до самого подбородка и не могла мухлевать, подкладывая мне лучшие куски со своей тарелки. Когда, слава Богу, все было спокойно, я подкатывал переносной столик, и мы могли даже выпить по рюмочке: я водки, она полусладкого грузинского вина. Благо, друзей на Кавказе у меня оставалось много, и они, приезжая в Москву, обязательно звонили, приходили в гости, привозили домашнее или фирменное вино и даже чачу.

Потом – сон. Я брал книгу, читал несколько минут и засыпал. Как жена радовалась этим минутам: я ложился к ней в ноги, сворачивался калачиком и спал у нее на глазах по часу-полтора без пробуждений. «Здоровый человек, крепко спит, совесть у него спокойная», – говорила жена.

Полдник устраивали на лоджии. Я придумал специальное кресло с подъемным сиденьем, сажал в него жену, на журнальном столике разворачивал термос-варенье-выпечку-(ватрушки с творогом)-коричневый кубинский сахар и горький шоколад. Незатейливо, но мы к этому привыкли и не собирались менять свои провинциальные вкусы. Жене можно было свободно смотреть на улицу с нашего четвертого этажа, кресло позволяло даже облокотиться на подоконник.

Она уставала все быстрее, чем бы ей хотелось. Вида не подавала, говорила:

– Что-то сквознячком потянуло. Мне не хватало еще и воспаление легких подхватить.

Я знал, что воспаление легких – это шаг к финишу. Подхватывал ее на руки и уносил в кровать. Так было спокойнее, хотя на улице, нередко, бывало за 25 с плюсом. Мы читали: она в кровати, я – за письменным столом. Интернет включал редко, если уж вдруг услышу по радио какую-то с ног сшибательную новость. Писал много, но по работе, по улучшению, совершенствованию пиар и рекламы. Слава Богу, что приучил многочисленных журналистов не звонить по выходным: если надо будет, сообщим, бросим пресс-релиз на выпуск их агентствам.

А то бывало и так: