– Макс, ты чего?! – наконец Линда не выдержала и недовольно меня отпихнула.
Рассеченный надвое лунным светом, озираясь, то на мою обнаженную спутницу, то на странную экспозицию в орнаменте шкафа, я в растерянности застыл в полуметре от дивана, не в силах ни закончить начатое, ни прогнать наваждение.
– Ты живешь в анатомическом музее? – наконец выдавил я, силясь предать своему нелепому замешательству долю юмора.
– Что? – Она села, накинув на своё разгоряченное тело мою мятую рубашку. На лице девушки читалось недовольство, в глазах недоумение.
В качестве пояснения я скосил глаза на решетку полок, и, проследив за моим взглядом, девушка наконец догадалась.
– Прости! Надо было предупредить заранее, – она виновато улыбнулась. – Некоторые из них так давно здесь, что я перестала обращать внимание, но, наверное, для первого раза выглядит зловеще.
– Зачем ты их здесь держишь? – Не спуская глаз с колб, я присел рядом.
– Ты и правда не знаешь?
Я растерянно покачал головой.
– Ты слишком много работаешь и совсем отстал от жизни: – Она посмотрела на мое растерянное лицо с улыбкой. – такие украшения теперь в каждой квартире. Людей больше не хоронят! Кладбища опустели!
***
– Можно сказать, что, это ещё мой дедушка придумал, – пустилась в пространные объяснения Линда, когда оба мы как следует отдышались. – Он работал криминалистом с середины прошлого столетия, когда установить личность преступника было задачей нетривиальной. Это сейчас, нам кажется, что для опознания достаточно лишь одного волоска или капельки слюны, но в те далёкие годы информацию приходилось собирать буквально по крупицам. Я помню, как впервые услышав о ДНК-дактилоскопии, дед сильно приободрился. Да и было от чего: ДНК человека не старела, никогда не менялась, и было неважно, когда преступник обронил ее вчера или сто лет назад – время больше не играло значения. Поняв, что преступников будущего ждут больше неприятности, он решил себя полностью посвятить новому делу. Примерно тогда и были распутаны, те громкие дела, что увековечили его имя! Впрочем единственное, о чем он по-прежнему сожалел, это о том, что не смог предвидеть такого заранее.
«Из-за этой моей недальновидности, – корил себя дед, – множество улик не дождалось своего часа, и за истечением срока давности, было попросту уничтожено. Если бы кто-нибудь предупредил меня загодя, что такой метод вскоре появится, я бы ни за что не позволил уликам исчезнуть. Только представь, какое количество нераскрытых преступлений удалось бы раскрыть, зная об ДНК дактилоскопии наперед!»
Впрочем, сожаления об утраченных возможностях в конце концов навели его на другую интересную догадку. Дед знал, что определение ДНК преступника – лишь половина задачи криминалиста. Другая же – разгадка мотивов – по-прежнему остается без разрешения.
«Сегодня мы можем без труда восстановить картину преступления: вот здесь стоял преступник – тут отпечатки его ног; это его оружие – на нем отпечатки его пальцев, но мы по-прежнему не в состоянии проникнуть в тайну его замыслов! Ты даже представить себе не можешь, сколько людей сознаются в совершении преступления реально его, не совершая и какое количество негодяев по-прежнему гуляют на свободе! Порою гораздо важнее не просто установить личность преступника, но понять его замыслы, и ключ к пониманию этой проблемы находится здесь, – дед постучал себя по своей лысой макушке, – так что по мне, было б намного полезнее заглянуть не под ногти подозреваемого, а в его черепушку!»
Размышляя в подобном ключе, дед постепенно уверился в том, что подобно открытию ДНК-дактилоскопии, рано или поздно криминалисты непременно отыщут способ проникновения в человеческий разум. Через десять, двадцать, а может и сто лет – для деда было не важно. Важным для него являлась способность дождаться подобного часа, не выбрасывая улики! «Пусть это произойдёт даже через сто лет, – говорил он тогда, – если есть шанс, восстановить добрую память о человеке, то стоит как минимум постараться!»
Увлечённый своей идеей, он всю оставшуюся жизнь исправно собирал мозги различных маньяков и убийц, считая, что именно такой подход позволит людям будущего узнать детали их преступлений. Впрочем, так и не дождавшись желанного открытия, на семидесятом году своей жизни он внезапно скончался.
– Значит твой дед был уверен, что рано или поздно человечество найдет способ оцифровки сознания?
– Именно так! он был одним из первых, кто, сам того не ведая, додумался до подобного. Тогда его увлечение многие воспринимали как глупую шутку, но не стоит забывать, что все великие открытия начинаются с одного безумца!