В ожидании счастья

— Ты что, не поняла? Этот дядя мне не отец, а только папаша. Если бы он был отцом, он бы жил вместе с тобой и заботился обо мне, а не только чеки в почтовый ящик бросал. Он бы со мной ходил и на бейсбол, и в кино, и повсюду. Я кое-что знаю о хлыщах, которые бросают детей, да еще и хвастаются этим! Когда в прошлом году мы ходили в поход с преподобным Джонсом, тот так и сказал всем мальчишкам: сделать ребенка может каждый, а вот стать отцом может только настоящий мужчина. Я этого гада вижу раз в два года и, по-твоему, должен этому еще и радоваться. Это ты радуешься, мама. Я пойду с ребятами на „пятачок" вечером, ладно?

Она прекрасно знала, что если даже она и запретит, он все равно пойдет.

— Только чтобы вернулся к шести.

— Идет, — сказал Тарик и надел наушники плеера. — Дай мне десять долларов, пожалуйста.

Глория вынула деньги из кошелька.

— Спасибо, — сказал он, нагнулся и, как обычно, поцеловал ее в щеку.

Глория не ждала этого и облегченно вздохнула. Она смотрела, как он сбегает с крыльца, отбивая правой рукой такт и напевая или бормоча, как там это у них называется.

Она вернулась в спальню, включила вентилятор под потолком и отправилась в душ. Что же делать с этим мальчишкой? Только бы он не пристрастился к наркотикам, особенно к этому новому, самому опасному, крэку. В слишком многих семьях ее клиенток случились такие трагедии. Бог знает, из чего состоял этот наркотик, но почти все, кто его попробовал, не могли уже от него отказаться. В дни ее юности в Окленде источником всех зол считали героин. Но, кажется, это не превратилось в такую эпидемию, как теперь. И, как всегда, эта дрянь чаще всего отравляет именно черных.

Даже дом она купила в этом квартале в основном потому, что он был безопасным, чистым, и жили в нем главным образом белые представители среднего класса. Но только так она и должна была поступить, чтобы Тарик не попал на улицу и учился в лучшей школе Финикса, где и слыхом не слыхивали о наркотиках и хулиганах.

Глория сняла халат, натянула купальную шапочку и встала под душ. Только бы ничего с Тариком не случилось! Ему уже почти семнадцать лет. И все эти годы она только и делала, что волновалась. Волновалась, когда он поздно возвращался из школы, сидела у телефона, едва удерживаясь от звонка в полицию: боялась, что ее мальчик лежит мертвый где-нибудь в канаве или на обочине безлюдного шоссе. И беспокоилась, беспокоилась по любому поводу. Она давно приобщила его к церкви, но все равно тревожилась, научила ли его всему и вовремя: манерам, доброте, щедрости, благородству, самоуважению и уважению к другим; научила ли гордиться своим цветом кожи; научила ли правильно вести себя за столом дома и в ресторане; сумела ли объяснить, почему если и покупала ему пистолеты, то только водяные; научила ли правильно излагать свои мысли, уметь постоять за себя и драться, если слова не помогают, не обращать внимания на ребят, обзывавших его „маменьким сынком". Но никогда она не была уверена что сделала все от нее зависящее.

Глория хотела быть хорошей матерью. Она старалась привить сыну только хорошее. Когда в семь лет у Тарика открылись способности к музыке, Глория стала водить его учиться играть на рояле, а когда его легкие окрепли и он захотел играть на каком-нибудь духовом инструменте, она купила ему кларнет, а в старших классах он влюбился в саксофон, и Глория сделала ему такой подарок. Из года в год, причем каждая мелочь врезалась ей в память, она с волнением наблюдала, как он ест, не пачкая руки и слюнявчик, завязывает впервые шнурки, влезает на двухколесный велосипед, в первый раз выступает перед публикой, как он унимает кровь из разбитого в драке носа. Именно в эти минуты Глория с особой тревогой сознавала, что значит быть матерью, потому что от нее зависело, какой станет жизнь этого юного существа, ее ребенка. А потом, когда он впервые забросил мяч в баскетбольную корзину, когда забил первый гол в регби, когда над губой и на подбородке у него стали пробиваться крошечные волоски, когда впервые он вывел ее машину из гаража, тогда возникли новые заботы: ей надлежало научить сына стать мужчиной. А если что-то важное было упущено? Как она об этом узнает? А если она воспитывала его пай-мальчиком?

Глория раскаивалась, что несколько лет в детстве позволяла ему спать рядом с собой в ее постели, но тогда она не могла иначе. Она только что уехала из дома родителей и чувствовала себя такой одинокой! А тельце маленького Тарика было таким теплым; и когда он задевал своей ножонкой ее ногу, Глория понимала, что она уже не одна в этом мире.