В паутине

Брайан очень любил котенка и знал, что тот любит его. Он урчал с таким упоением, когда Брайан ласкал его. Сколько уюта и дружбы он дарил! Мальчик больше не боялся крыс. Они не осмеливались выходить при Крикете. И он больше не был одинок. Он сохранял кусочки своего скудного пайка для Крикета, который был худ и, очевидно, не ел досыта, хотя однажды принес мышь и с аппетитом расправился с нею на полу чердака. Как Крикет любил кусочки, и как Брайану нравилось смотреть, как тот наслаждается, облизывая крошки, словно лелея каждую дольку вкуса. Брайан отчаянно боялся, что тетя узнает про Крикета. А вдруг Крикет придет днем? Но он никогда не появлялся днем. Лишь по ночам, принося послание любви одинокому ребенку, у которого не было друзей. И в эту ночь Крикет явился как раз тогда, когда Брайан начал бояться, что он не придет.

«Дорогой Крикет». Брайан сунул руку под свою тощую подушку и достал кусочек мяса, сохраненный с обеда. Сам голодный, он и не подумал съесть его. Со счастливым сердцем он слушал, как Крикет чавкает в темноте, и уснул с котенком, свернувшимся на его груди.

VII

Снова пришла весна, и Гей Пенхаллоу шла по дороге, по которой гуляла с Ноэлем год назад… и вспоминала об этом. Вспоминала без волнения! Спокойно, словно все произошло давным-давно и с кем-то другим. В ее жизнь снова вернулись некоторые из прежних радостей. Весна не может не дать каждому глоток надежды. Гей наслаждалась чарами майского вечера, подозревая, что ей очень идет новое платье цвета молодой листвы и алая вязаная кофточка, и размышляя, понравится ли ее наряд Роджеру.

Привычные мелочи, когда-то украшавшие жизнь, стали вновь волновать ее. Но где-то, глубоко внутри, все еще оставалась легкая боль. Год назад в такой же вечер они с Ноэлем шли по этой дороге. Тогда, как и сегодня, смутно светил молодой месяц, такой же ветерок весело шумел в вершинах деревьев, и точно так же тянулись дымчатые тени под белыми от цвета юными дикими вишнями. А их шаги и сердца отбивали такт в унисон, и Гей задыхалась от восторга, какого ей никогда больше не испытать.

Проходя мимо сада старого Эразмуса Дарка, она увидела, что он белит стволы яблонь, и немножко позавидовала ему — все страсти жизни для него были уже позади. У калитки беседовали Утопленник Джон, дядя Пиппин и Стэнтон Гранди. Гей улыбнулась дяде Пиппину, который ей нравился; лучи этой улыбки коснулись Утопленника Джона, который нравился ей весьма умеренно; и Стэнтона Гранди, который не нравился ей совсем, потому что почти всегда цинично высмеивал все, что было чисто, прекрасно и правильно. Она и не подозревала, что Гранди проводил ее восторженным взглядом.

— Восхитительна… эх, как восхитительна, — сказал он, толкнув дядю Пиппина локтем.

Утопленник Джон согласно кивнул. Безупречна от макушки до пят. Разве что слишком выставляет свои коленки. Но что ни говори, такие коленки стоит показать. Не то что коленки Вирджинии Пауэлл — бугры, оскорбляющие божий свет.

Когда мимо на своей машине промчался Роджер, остановившись у поворота дороги, чтобы подобрать Гей, трое видавших виды старых фермеров благожелательно улыбнулись.

— Кажется, дела идут на лад, — отметил Гранди.

— Славно, славно, только вот не староват ли он для нее? — обеспокоенно спросил дядя Пиппин.

— Муж постарше будет самое то для Гей, — сказал Утопленник Джон.

— Если она выйдет за Роджера, то по любви или из-за одиночества? — сухо вопросил Гранди.

— По любви, — с видом знатока ответил Утопленник Джон. — Она любит Роджера, знает ли о том или нет.

— Я считаю, она умеет любить, — сказал Гранди. — Некоторые женщины умеют любить, а некоторые — нет, точно так же, как одни умеют готовить, а другие — нет.

— И хорошо, что поцелуи никогда не устаревают, — добавил дядя Пиппин.

Увидев Гей, стоящую под деревьями у поворота дороги, Роджер подумал, что она похожа на изящную лесную нимфу. Несмотря на новый месяц, сумерки и бледные звезды, весь ее облик наводил на мысли об утре. В ней было что-то рассветное, ее волосы, казалось, сияли, а розовые мочки ушей напоминали лепестки яблоневого цвета. И лишь у лесной нимфы могли быть такие глаза.

— Запрыгивай, Гей, — коротко приказал он. Гей так и сделала, подумав, какой красивый у Роджера голос, даже когда он бросает короткие фразы.

— Хочешь поехать куда-то с целью?

— Нет. Просто вышла погулять, чтобы сбежать от миссис Тойнби. Она была на ужине в Майском Лесу и уморила меня чуть не до смерти.

— Кровь пьют только комарихи, — весело сказал Роджер. — Куда едем?

— Вдоль берега и на всех парах, — засмеялась Гей.

Дорога вдоль берега. Помнила ли Гей тот последний раз, когда они ехали по ней? Мимо черничных полян и кленовых рощиц, мимо Серебряных Туфелек и огромного пустого отеля, вниз, к дюнам, что темнели на фоне серебристого моря. Здесь Роджер остановил машину, и они какое-то время сидели молча — в тишине, которая так нравилась Гей. С Роджером так просто молчать. С Ноэлем — невозможно, он был слишком разговорчив, чтобы любить безмолвие.