В паутине иллюзий

Ребенок родился мертвым, словно не желая обрекать себя на безрадостное существование в искусственно созданной без любви и взаимного тепла семье. Амелин даже погоревал, скорее из жалости к крохе, чем из чувства утраты. Потерь в тот год ему хватило: умерла мать, угорели из-за неисправного газового котла в своем доме тесть с тещей. Могильные холмики один за другим выросли на пригорке сельского кладбища, огороженные общим заборчиком из кованого металла. Там же нашлось место и их правнуку.

Лана, как тогда показалось Амелину, вздохнула с облегчением. Любовник дал хороший старт карьере, благополучно покинув город с повышением в должности. Дети ей не нужны были совсем, о чем она, нимало не смущаясь, и сообщила Амелину.

Они перебрались в город, оставив в родном селе вполне крепкий родительский дом Амелина и пепелище сватов по соседству с ним. Федор ушел в армию, мотивируя свое нежелание поступать в институт отсутствием призвания. Амелин с Ланой в это время «ставили бизнес», открыв частную школу искусств. «Новые русские» хорошо спонсировали предприятие – воспитывать отпрысков с претензией на культуру стало модным. Сами родители в лучшем случае изъяснялись на хорошем русском матерном, начиная с «ну, ты… это… короче…» и далее, слава богу, неразборчиво. Все попытки Амелина окультурить заодно и их, приглашая на творческие встречи и выставки, заканчивались одним и тем же – ему совали конверт с купюрами со словами «ну, ты уж сам давай… ну… чтобы все с сыном (дочей) было тип-топ». «Тип-топ» из некоторых детей выходил очень даже неплохой – талантливые и просто способные детки быстро схватывали материал, увлекались и спешили в школу Амелиных с неподдельным восторгом. Довольные родители отсыпали школе денег на поездки по городам России и даже за рубеж.

Все рухнуло вмиг. Дефолт девяносто восьмого года разорил основных спонсоров школы, банк, где у Амелиных был открыт счет, лопнул.

Но даже тогда у него нашлись силы начать все сначала. Общий успех и общие проблемы на какое-то время сплотили их с Ланой, сделав жизнь хоть немного похожей на семейную. Вступив в пору зрелости, они оба нашли радость даже в интимной близости друг с другом. Амелин тогда подумал, что пришла та самая любовь.

С энтузиазмом они искали спонсоров для новой школы, обивали пороги разных кабинетов, ходили на поклон и к неформальным «королям» города, предлагая легализовать полученную сомнительным путем прибыль. Но попытка возродить школу не удалась. Волна красавцев от бизнеса в малиновых пиджаках схлынула, на их место пришли грамотные финансово и политически люди, которым мелкие доходы от учебного заведения были неинтересны.

Амелин и Лана на какое-то время растерялись, перебиваясь немногочисленными частными уроками. Начались ссоры из-за денег. Привыкшая если не к роскоши, то к полному достатку, Лана тратила их с прежней скоростью. Более рачительный Амелин упрекал ее в бесхозяйственности и недальновидности, рассчитав, что строгая экономия даст некоторые средства на открытие хотя бы художественно-музыкальной студии. Пословица «курочка по зернышку» стала его жизненной позицией, скупость – чертой характера. Он поздно понял, что превращается в Гобсека, латая дырки на носках и питаясь кашей с соевым мясом. Стал часто ловить на себе презрительный взгляд Ланы, у которой налаживалась интересная жизнь: получив приглашение играть в камерном оркестре, та стала редко бывать дома, ссылаясь на репетиции и поздние концерты.

Амелин же с упорством барана продолжал копить деньги. Опомнился вмиг, прочтя в газете рекламное объявление о наборе учеников в частную школу искусств Юлии Эпельман. Его идея, его мечта была украдена и воплощена в жизнь ближайшей подругой Ланы. Конкурировать с ней, имеющей мужа – владельца сети ресторанов и отца – бывшего работника облисполкома, ему было не под силу.

Амелину перевалило за сорок, постоянного дохода он не имел, плата за съемное жилье (своя квартира была продана в кризисный год) росла месяц от месяца, Лана стала в его жизни скорее гостьей, чем женой. Он запил…

Амелин припарковался во дворе офисного здания, нижний этаж которого занимала его галерея. Первое, что бросилось в глаза, – белая «Мазда» бывшей, как уже считал, жены, занимавшая его привычное место на парковке. Пришлось спускаться в подземный паркинг. Поднимаясь на лифте с минус первого этажа, он подумал, что к разговору с Ланой не готов. То, что Лана приехала именно к нему, подготовив список претензий, даже не сомневался.

В галерее кипела работа. Амелин некоторое время наблюдал за тем, как молодые ребята устанавливали мольберты для картин в хаотичном порядке по всему огромному залу. Как таковых стен у галереи не было, со всех сторон шли окна. Грамотно подобранная местная локальная подсветка и опорные колонны создавали иллюзию разделения зала на небольшие пространства, условно определяющие либо собственно художника, либо тематику подобранных картин.