В Питер вернутся не все

Журналист успел задать Наталье парочку контрольных вопросов. Действительно ли она заперла на ночь дверь, отделяющую вагон от остального состава? Ответ: да, в самом деле заперла. Кто мог ее отпереть с противоположной стороны? Ответ: бригадир поезда, да и любой проводник любого другого вагона. А ложилась ли она сегодня спать? Ответ: нет, не ложилась. Выглядывала или выходила ночью в коридор? Да, и выходила, и выглядывала. Кого видела? Высокого седого старика (Старообрядцева, понял Дима), молоденькую девчонку (Марьяну), как она туда-сюда ходила, обоих молодых людей – красавчика и хилого (Кряжина и Ковтуна) и старуху-актрису (Цареву). А вот режиссера, его нынешнюю любовницу и его, журналиста, не видела.

«Господи, чем я занимаюсь?» – подумал Полуянов.

Он стоял в вагонном коридоре и остужал лоб о холодное стекло. Рассветное солнце поднялось уже довольно высоко, мелькало в просветах между свежей листвой летящего навстречу леса. Спать Диме хотелось смертельно. А думать не хотелось ничуть. «Бог с ним, с расследованием, – малодушно вдруг решил журналист. – Я ведь не милиционер и даже не частный сыщик. Вряд ли у меня получится найти убийцу, тем более – за столь ограниченное время. Может, я просто очерчу в газете круг подозреваемых – от проводницы Наташи до оператора Старообрядцева. Даже интересней будет, чем если имя убийцы назову...»

И репортер принял к выводу: надо забиться к себе и поспать. Хотя бы пару часиков. «Иначе помру!» – хмыкнул он про себя.

Полуянов вошел в свое четвертое купе и, не запирая дверь, не раздеваясь, рухнул на полку. Ему показалось, что он уснул даже раньше, чем голова коснулась подушки. Полетел откуда-то с высокой ели в зачем-то вырытую под деревом волчью яму, дернулся всем телом, на секунду очнулся и тут же погрузился в глубокий и темный сон окончательно...

И буквально через секунду, как показалось, кто-то стал трясти его за плечо. Дмитрий вынырнул из глухой ямы, в которой находился, и – странно! – почувствовал себя совершенно выспавшимся. Машинально глянул на часы: спал не больше двадцати минут. На его постели сидела Волочковская.

– Что случилось? – выдохнул хриплым спросонья голосом журналист. Ему неожиданно, пока не отлетели остатки сна, почудилось, что в поезде произошло новое убийство, и виноват в нем он, потому что не довел расследование до конца, не изобличил преступника... На мгновение Полуянова парализовал приступ страха.

– Ничего не случилось, – покачала головой Волочковская. И добавила со значением: – Пока ничего.

– А зачем пришла?

Девушка понизила голос:

– Поговорить.

– О чем?

Полуянов уселся на диване и пригладил спутавшиеся волосы ладонями.

– Мне кажется, я знаю, кто убийца.

– Да? Давай, говори...

И тут Диме показалось, что в коридоре, за дверью, которую неплотно прикрыла актриса, кто-то стоит. Он рывком вскочил с полки и бросился к входу в купе. Волочковская смотрела на него удивленно-испуганным взглядом. Журналист одним движением резко отодвинул в сторону дверь. За нею никого не оказалось.

Дима выглянул в коридор. Он был залит утренним светом. В такт стуку колес колыхались занавески. В обе стороны вагона – ни одного человека. «Показалось, – пробормотал себе под нос Полуянов. – Примнилось со сна».

– Извини, я с этим убийством становлюсь параноиком, – проговорил репортер, адресуясь Волочковской, и уселся на табурет напротив нее. – Так что ты говорила? Знаешь, кто убил?

– Догадываюсь.

– И кто же?

– У меня нет никаких доказательств.

– Их ни у кого нет, – усмехнулся Полуянов, – поэтому – говори.

– Я скажу, но чуть позже. Сначала кое-что проверю.

– Ты помнишь, что в детективных романах случается с теми, кто знает убийцу и не успевает поведать сыщику имя?

– Я не читаю романов. А что бывает?

– Их убива-ают, – загробным голосом пропел журналист.

Волочковская наморщила носик.

– Нашел место шутить. И, главное, время.

– Сорри.

И тут Диме опять показалось, что за дверью кто-то стоит и подслушивает. Точнее – казалось все последние секунд двадцать, но он не хотел дергаться во второй раз и выглядеть в глазах актрисы совсем уж идиотом, поэтому сидел, выжидал. Наконец не выдержал, снова вскинулся, отворил дверцу – и оказался прав. Потому что на пороге купе стояла Эльмира Мироновна Царева собственной персоной.

На лице женщины не отразилось ни малейшего смущения от того, что ее застигли врасплох, – вот что значит настоящая актриса!

– Димочка, – лучезарно проговорила она, когда парень застал ее у своей двери, – я к вам зашла, чтобы вы мне составили компанию покурить.

– Извините, – пробормотал журналист, – я несколько занят...

Тут Эльмира Мироновна разглядела за плечом молодого человека сидевшую на кровати Волочковскую и со значением проговорила:

– Ах, понимаю...

Но полуяновская гостья резво соскочила с полки и бросилась прочь со словами: «Я уже ухожу, ухожу!» Дима вынужден был посторониться, чтобы пропустить Волочковскую, а Царева, оказавшись лицом к лицу с молодой коллегой-соперницей, радушно молвила:

– Куда ж вы убегаете? Пойдемте с нами, разделите нашу компанию и наш яд – я имею в виду никотин. Вы не против, Дима?