И Наде ничего не оставалось, как пробормотать:
– Да, хорошо, я скажу.
Вот влипла она! Балерина-то, похоже, в маразме!
– Извините, пожалуйста, но мне надо идти, – твердо сказала Надежда.
Домработница же спокойно произнесла, обращаясь к своей хозяйке:
– Ты все путаешь, Лидочка. Спектакля сегодня нет, мы с тобой дома, и эта девушка, Надя, – она наша гостья.
– Да, да... – пробормотала балерина, будто просыпаясь. – Мы дома, и я больше не работаю в театре... И Виктора нет...
Она сразу как-то состарилась, сгорбилась, поникла.
И вдруг спросила Надю – уже совершенно другим, будничным тоном:
– Тогда попробую догадаться. Моей любимой экономке, наверно, опять стало плохо на улице? И вы, добрая душа, помогли ей добраться домой?
А потом ласково, по-матерински, обняла Надю за плечи и виновато проговорила:
– Спасибо вам за Люську. И – простите меня... Сами понимаете: годы. Я не сумасшедшая, нет. Просто иногда забываюсь.
И, тревожно взглянув в Надино лицо, добавила:
– Но вы ведь не испугались? Не уйдете? Выпьете с нами чаю? Вы не беспокойтесь: со мной такое не часто, а вообще я нормальная, очень люблю гостей, и я хотела бы еще раз выразить вам благодарность за Людмилу...
Такая в ее голосе звучала тоска, такое одиночество, что у Нади аж в горле перехватило.
– Пожалуйста. Останьтесь, – повторила балерина. – К нам так давно... никто не приходил.
И разве можно было теперь – развернуться и уйти?..