В Питер вернутся не все

Короче, родители немедленно приняли меры – денег и воли им хватало. Они тут же оформили мне в вузе академ и отправили на Мальту: сначала лечиться в заведении тюремного типа, а потом жить и работать в коммуне, где царили не менее драконовские порядки. Чистый концлагерь. Я никогда не забуду тамошние пытки: они заставляли переживать абстиненцию (проще говоря, ломку) «всухую», без вспомогательных препаратов. Просто привязывали к кровати за руки за ноги – а боль во всем теле была такая, что однажды я нечеловеческими усилиями отвязался и попытался разбить собственную башку о бетонную стену, однако тут набежали качки-санитары... Но я, типа, все испытания выдержал и за год очистился. На Мальту ко мне приезжали счастливые предки, млели, слушая обо мне благостные отзывы моих держиморд-воспитателей, и те разрешили забрать меня назад, в Москву.

Я восстановился в вузе и продолжал жить в своей квартире (только мама теперь переехала ко мне, а отец наезжал едва ли не каждый вечер). Началось существование обычного ботана. Даже на метро ездил и водил девушек в кофейни. Родители тщательно следили, чтобы в мои руки не попадали деньги, и когда мне, положим, давалась тысяча рублей пойти с девчонкой в кафе, они обязательно требовали потом предоставить им кассовый чек. Или предъявлять билеты в кино. Типа контроль: чтоб их несчастные рубли не пошли на наркоту.

Чего жаловаться! Так, конечно, можно было б существовать. Далеко не самое плохое бытье. Миллионы жителей России (и не только России) позавидуют. Молодой, забот никаких, только учись, количество денег на разумные нужды не ограничено. Но... во мне жила память. Как объяснить ее тем, кто не пробовал? Пожалуй, могу обрисовать с помощью одной аналогии – и то хромающей, как и любая аналогия на свете. Вот представьте: вы уже познали секс. Больше того: он всякий раз дает вам изысканное, восхитительное наслаждение. Вы вошли во вкус. Вы даже стали гурманом. И вдруг вам говорят: все, стоп. Больше нельзя. Никогда. Никак. Ни с девушкой, ни с женщиной, ни даже со старухой. И даже мастурбировать нельзя. Конец. Баста. Самая сладкая штука на свете запрещена – до самой смерти.

Естественно, когда возникает запрет того, что присуще тебе органически, срываются, рано или поздно, если не все, то многие. И я сорвался тоже. Чудо еще, что столько протерпел. Три года прожил тихой жизнью овоща или пенсионера. Но едва я полетел... Да, мои предки уже были начеку, не дали мне разгуляться. Где-то месяц всего я пробезумствовал... Нашли меня хрен знает где, в поселке Развилки, в каком-то чулане...

А потом – повторение пройденного. Лечебница – теперь в Швейцарии. И коммуна – на сей раз в Венгрии. Только я все равно уже знал: и больничка, и мучения – без толку. Как бы меня ни лечили, все равно сорвусь. Вопрос лишь в том, рано или поздно. А раз исход предопределен, зачем страдать?

Я трижды бежал из целительных коммун. Странствовал по Европе. В каких только притонах не ошивался... Чем только не зарабатывал себе на дозу (в основном собой торговал)... Сколько денег ухлопал мой отец на европейских частных детективов... Наконец, меня ловили, отмывали, лечили – и водворяли в новую клинику, а потом в коммуну, каждый раз с еще более строгим режимом.

Отец, конечно, сильно сдал. А мать моя превратилась в настоящую старуху. И вот после очередного лечения, трудотерапии и коллективных игр на свежем воздухе в очередном приюте я вдруг понял, что устал. Жизнь я свою и без того, наверное, спустил в унитаз, но, может, пора мне успокоиться? Ради отца, ради мамы... Их я все равно любил, невзирая на те ужасные вещи, которые я с ними творил, и те мерзости, которые они, случалось, мне говорили и со мной делали. Все равно, если разобраться, они меня, такого, явно не заслужили. А ведь еще один или парочка срывов – и я либо сам умру (чего они не переживут), либо парентсы кони двинут... И тогда я принял первое в своей жизни неэгоистическое, альтруистичное решение. Решение – держаться, чего бы мне это ни стоило. Твердо постановив завязать, я опять вернулся в наш Третий Рим – вернулся обновленный, загорелый, с новой кровью.

И до сих пор я держался. Почти пять лет. Окончил институт, и даже почти с отличием. С работой, конечно, началась засада. Поразительно и непонятно, какими путями распространяются сплетни в столице, но отчего-то все, абсолютно все вокруг, а особо работодатели, знали, что я – хоть и излеченный, но в прошлом тяжелый героиновый наркоман. Отцу, чтобы пристроить меня в нормальное местечко, пришлось не только все свои связи напрячь, но и баблос заплатить.