В Питер вернутся не все

— Чего надо? — весьма нелюбезно спросил громила-актер.

— Волочковскую убили.

Полуянов внимательно отсматривал, как отреагирует на новость Кряжин. Да и новостью ли стало для него сообщение о смерти примы? На лице артиста отразились одновременно удивление и страх.

— Шутишь?! — угрожающе пробасил он.

— Какие тут шутки!

— Кто убил? Где? Когда?

Изумление пропало с лица актера, теперь на нем оставался написан только ужас — почти животный, нечеловеческий.

— Давай одевайся, — скомандовал журналист, — сейчас милиция придет.

Кряжин вдруг схватился за голову, прикрыл лицо своими огромными руками. Глухо и умоляюще проговорил:

— Это не я! Я не убивал!

Из-за того, что артист заслонил физиономию ладонями, Дима слышал его слова — несмотря на профессионально поставленную дикцию — не слишком хорошо. И совсем уж мало внятно прозвучал следующий то ли рык, то ли умоляющий всхлип Николы:

— Ну скажи мне, что это не я! Пожалуйста!

Реплика прозвучала по меньшей мере странно: сказать — ему, что не он — убил. Полуянов хладнокровно ответствовал:

— Милиция разберется. Одевайся.

Тут к журналисту подошел растерянный Старообрядцев, проговорил:

— Ковтуна нигде нет.

— А где ж он?

— Представления не имею.

Кряжин все еще маячил в дверях. Он отнял руки от лица, на его глазах набухали слезы.

— Ты не знаешь, где Ковтун? — быстро спросил его Дима.

— Откуда мне знать! — злобно бросил актер и рывком закрыл дверь перед носом у репортера.

— Пойду, тоже поищу, — бросил Полуянов главному оператору.

Заглянул в туалет — пусто. В курительном тамбуре — тоже никого. А вот дверь, ведущая в другие вагоны, оказалась не заперта. И журналист стал вспоминать — пока дымили там всей честной компанией, он ведь даже не посмотрел, на замке ли та. «Наверное, Ковтун ушел из вагона раньше, — подумал Дмитрий. — После перекура я стоял в коридоре, и мимо меня никто не проходил».

Полуянов вернулся из тамбура. Марьяна с Царевой о чем-то негромко беседовали, стоя неподалеку от туалета. Лица у обеих были растерянные, испуганные, недовольные. Полуянов последовательно осмотрел все подряд купе, даже собственное. Пусто. Лишь у себя поспешно одевается Никола Кряжин, приглаживает перед зеркалом волосы своими могучими пятернями.

Ни в рабочем тамбуре, ни во втором туалете, ни в служебных помещениях продюсера также не оказалось.

Проводница доложила:

— Ментов я вызвала, они скоро прибудут. А что ты ищешь?

— Не что, а кого. Ковтуна. Ты его не видела? — в этой ситуации они с Натальей как-то непроизвольно перешли на «ты».

— А кто это?

— Такой бледный, вертлявый молодой человек.

— А-а. Видела, но давно. Сразу, как ты ушел, он ко мне ввалился.

— Зачем?

— Да ерунду какую-то нес.

— Какую ерунду?

Наталья отвела глаза.

— Просил открыть ему купе… ну, то самое, где покойник лежит.

— Что-о? А зачем ему?!

— Он сказал, — усмехнулась Наталья, — что-то важное там оставил…

— Ни фига себе! — потер лоб журналист. — Почему ж ты раньше не сказала?

— А почему я должна тебе докладывать?

— И ты что, открыла ему дверь?

— Да нет, конечно! Тем более на ней пломба. Менты опечатали.

— А что Ковтун?

— Разозлился и ушел.

— А потом?

— Что потом? Я к себе ушла, и сморило меня…

Дима участливо и, как ему показалось, проницательно вопросил:

— И ты ничего не видела, не слышала?

— Ни грамма. Спала как убитая. Если б ты не разбудил, до Москвы б продрыхла. Сделать тебе кофейку? — душевно поинтересовалась женщина.

— Сделать, — кивнул журналист. — И лучше не растворимый, а свежесваренный. Двойной.

— Сейчас все будет.

* * *

Поездные стражи порядка на сей раз выглядели менее зловредными. И нотки вежливости в их речах проскакивали, и даже почтительности. Особенно почему-то лично к Полуянову. Может, они прокачали его по своим ментовским каналам и убедились, что он тот, за кого себя выдает: спецкор отдела расследований центральных «Молодежных вестей», пишущий, в том числе, и на криминальные темы. А может, поверили (или проверили), что он в самом деле кадровика-генерала Васильева из центрального аппарата МВД хорошо знает.

Во всяком случае, когда Полуянов тихой сапой просочился вслед за представителями законности и правопорядка в купе убитой, старший по чину лишь покосился в его сторону и ничего не сказал. А младший пробурчал — впрочем, довольно миролюбиво: «А вы зачем здесь?» Полуянов отвечать не стал, лейтенант, старший по званию, тему посторонних на месте происшествия муссировать не начал, и журналист благополучно остался.

Сержант щелкнул выключателем — мертвенный химический свет залил купе и лежащее на полу тело.

Лейтенант наклонился и дотронулся до шеи убитой, глубокомысленно бросил: «Смерть наступила около часа назад». Затем глянул на рану, из которой торчал нож. Присвистнул. Пробормотал:

— А ножик, похоже, аналогичный…

— Что и в первом убийстве? — переспросил сержант.

— Ага.