В плену любви

— Продолжай, — глухо сказал он.

— Того, кто был у них главным, они называли Хопеш. Он сказал, что Дантар может тоже остаться и принять участие, после всех остальных. Даже пообещал ему кредит за это, — я прикрыла глаза, снова погружаясь в привычный кошмар. Голоса. Жадные чужие руки. Прикосновения — омерзительные и бесцеремонные — они стали шоком. До этого я только целовалась пару раз, не больше. Знала, конечно, в теории, что происходит между мужчиной и женщиной наедине, но даже в самом извращенном кошмаре не могла представить, что возможно такое.

— Зачем? — злость в голосе Дэмиана мешалась с недоумением. Он действительно не понимал. Я тоже сначала не понимала. Зачем Хопеш предложил Дантару остаться. Нет, даже не так. Зачем ему было нужно, чтобы мужчина обманувший и предавший меня остался, все видел и делал то же, что и они.

— Думаю, он знал, что это унизит меня еще больше. Демоны питаются унижением и болью…

Дэмиан глухо зарычал, вцепившись в подушку зубами. И теперь настал уже мой черед обнимать его, гладить по голове и ластиться поцелуями, потому что я не могла видеть его таким.

— Пр-р-роклятье, Р-р-риана, — выдавил он, глядя на меня почти побелевшими от ярости глазами. — Я хочу убивать. Никогда в жизни не хотел так убивать, как сейчас.

Я его понимала. Я тоже хочу убивать, каждый раз, когда вспоминаю, поэтому стараюсь вспоминать, как можно реже. Но сейчас впервые я чувствовала, как темная тяжелая ярость оставляет мою душу. Словно Дэмиан забирал ее себе, выпивал до донышка. Освобождал меня от этого груза.

— Это длилось неделю.

Хопеш был изобретателен и никогда не повторялся. Память милосердно похоронила многое из того, что случилось тогда. Будь иначе я, наверное, сошла бы с ума. Лишь иногда она возвращается и накрывает, воскрешенная к жизни случайными звуками, словами, запахами…

— А потом со мной что-то случилось, он перегнул палку. И я сошла с ума, перестала быть собой, стала Адским охотником, разящим клинком.

Они к тому времени уже пресытились, привыкли к моей покорности, не видели угрозы в запуганной и сломленной девчонке. Во время одной из отвратительных игр Хопешу зачем-то понадобилось снять с меня запирающий магию ошейник, и в этом была его ошибка.

Анхелос по-настоящему сильны, когда сражаются за то, во что верят. И чем истовей вера в собственную правоту, тем больше силы. В тот миг я верила, что эти мрази, это отвратительное подобие разумных мыслящих существ не имеют права пачкать своим присутствием этот мир. Что моя миссия — уничтожить их, стереть, выжечь скверну.

Плохо помню, как все было. Только крики, ощущение текущей по венам чистой силы, чужой животный ужас, бессмысленные и смешные попытки сопротивления. Кажется, Дантар о чем-то умолял, взывая к Риане, но Рианы там больше не было. Я стала живым воплощением мести, смертью, огненным мечом в руках справедливости. И четверо демонов мне были так… На несколько ударов. Я могла бы в тот момент выйти хоть против целой армии, спалить себя дотла, но уничтожить их всех…

Почти спалила.

Служба безопасности опоздала на несколько часов. Они обнаружили меня без сознания в окружении изрубленных тел и сначала долго не могли поверить в то, что я сделала это сама, в одиночку — без тренировок и магической поддержки.

В себя я пришла на больничной койке. В груди там, где раньше грело тепло анама, теперь ощущалась выжженная дыра, яма. И такая же яма ощущалась в моей жизни. Не знаю, что было страшнее — те дни во власти садистов-демонов или недели после. Наедине с воспоминаниями, с выгоревшим анамом в груди.

— И как ты вылезла? — хрипло спросил демон. — Из этого дерьма.

— С трудом.

Первый год жить не хотелось. Если бы не всепоглощающая апатия, рожденная транквилизаторами, я бы покончила с собой. С лекарствами было плохо, но без них еще хуже. Дикие приступы паники, истерики, черная меланхолия.

Сама не знаю, как мне хватило тогда сил собрать себя из осколков. Наверное, помогла мысль, что если я все-таки умру или всю жизнь проведу на таблетках, то получится, что эти твари все же победили.

И я стала жить не ради кого-то и не благодаря кому-то, а назло.

Смешно вспоминать, но мне пришлось учиться заново разговаривать с мужчинами. Выходить за пределы комнаты. Получать удовольствие от самых простых вещей.

Очень помог дворцовый мозгоправ — приятная женщина в возрасте с мудрыми глазами и доброй улыбкой. Без нее у меня вряд ли получилось бы выкарабкаться. И тем больнее стало, когда я узнала, что по регламенту она обязана делиться интимными подробностями наших бесед с императором.

После этого я замкнулась и зареклась быть откровенной хоть с кем-то.

Но свою роль ее помощь все же сыграла. Почти выжженный анам начал расти. Сначала крохотный ножичек размером не больше кинжала для бумаг, потом стилет. Ко мне вернулась магия и вместе с ней краски жизни. Я нашла новую точку опоры, научилась смеяться и плакать заново. Да, во мне мало осталось от беспечной домашней девочки, которая очертя голову согласилась бежать с возлюбленным. Почти не помню какой была тогда, в памяти словно черная трещина.