В плену огня (СИ)

Он тормошит меня, перепугавшись не на шутку. Глаза огромные, беспокойные, особенно тревожные на посеревшем лице, скулы заострились. Целый щемящий миг он не может выдавить из себя ничего путного, а на меня боль действует таким странным образом, что, оторвав плывущий взгляд от каменного пола, я поднимаю его на босса и выдаю:

— Вы крышесносно целуетесь.

Глаза Алмазова темнеют.

Действительно, кто бы мог подумать, что больше похожий на сухарь Зазнайка умеет ТАК ласкать губами. Да и руками, чего уж там! Должно быть, не зря он такой буйный. Активен и в проявлении гнева, и в ласках: темперамент не спрячешь. Чувствую, как тёплая струйка крови течёт у меня между пальцев, и я изо всех сил её ловлю, сдерживаю. Боль действительно влияет на меня непонятным образом; вместо того, чтобы смутиться от брякнутой бестактности, продолжаю без тени стыда смотреть на Андриана. Правда, вижу его сквозь туман.

— Ксания, ты меня пугаешь, — отвиснув от шока, заявляет Андриан и смотрит пристально-пристально. — Повторим, раз понравилось, но сейчас ты должна показать мне, что с тобой случилось.

Обещающие нотки в его голосе такие убедительные! Ничуть не сомневаюсь в повторе поцелуя и его сводящем с ума влиянии, но то, что дом трещит и крякает над нами — отрезвляет. Отрицательно мотаю головой.

— Ксания, я не причиню тебе боли.

Бессовестно врёт.

— Лучше потом.

— Сейчас.

Он настойчив. Старается говорить как можно более мягко, и… Я поддаюсь. Заставляю себя расслабиться и поворачиваюсь к Андриану раненной рукой, позволяя взглянуть. Алмазов тихо ругается сквозь зубы.

— Всё так плохо?

— Осколок… Застрял. Нужно вытащить.

— А дома никак? — жалобно прошу я, и взгляд мужчины наполняется сожалением. Я вижу это даже в полутьме.

Андриан

Спокойно, Андриан. Ты мужик. От вида глубокого кровоточащего разреза на руке девушки хочется ругаться последними словами. Сдавленно матерюсь, глотая половину неприличных фраз. То, что я вижу, ужасает. На границе короткого рукава платья, испачканного во время нашего бега по дому, набрякший красным участок ткани. Рукав уже до плеча пропитался кровью. И кровь тонкими струйками течёт вниз, пробиваясь сквозь пальчики девушки. Ксания пытается прикрыть рану ладошкой. Однако рука у неё дрожит, и я сразу понимаю, что насчёт не причинения боли нагло вру: над пальчиками Ксан вижу поблёскивающий в полутьме осколок. Даже два. Должно быть, её зацепило, когда обрушилась балка, и слышался звон разбитого стекла. А меня вид этих тонких пальчиков в алой крови пробирает до дрожи. И, конечно же, Ксания не верит мне про боль: глазищи огромные, с затаившимся в них своим мнением, но пораненную руку всё-таки доверяет. Как бы мне ещё оправдать это доверие. Дом снова стонет, а я смотрю на алые струйки.

— Ну что… Всё не так уж и страшно, — говорю, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Рана неглубокая, крови много. Это хорошая новость. Значит, порез очищается. А плохая в том, что осколков в ране два. Их надо вытащить, Ксани. Потерпеть тебе всё же придётся.

Срываю с плеч такой же перепачканный, как и платье девушки, пиджак. За ним рубашку. Она чистая и я отрываю от неё щедрый клочок ткани. Ксания застенчиво отводит от моего голого торса взгляд.

— Смущаете…

Я фыркаю.

— Можно подумать, ты что-то видишь тут, в этой темноте.

Она не отвечает, но удивительно: мне кажется, что в окружающем сумраке я тоже умудряюсь видеть её румянец. Да не так уж здесь и темно! Мне безумно нравится звать красавицу так интимно: Ксани. Само рвётся. И ещё одно. Радует, что возня с «царапиной» отвлекает малявку от клаустрофобии. Стараюсь не думать о моменте, когда страх вернётся.

— Сюда. — Пересаживаю Ксанию на место, где сероватого света больше всего.

Она присела, не говоря ни слова, позволяя хозяйничать.

— Готова?

Слабо кивает. Глубоко дышит. Сжимает пальцами мне плечо. Девчонки не мужчины, они боятся боли. Да что уж там говорить! Многие мужчины тоже.

— Так, надо удалить ткань.

Поддев пальцами рукав, рванул, ощущая себя подлецом. Будто до полной наготы раздеваю. Ксания вздрогнула. Посмотрела глазами испуганной птицы.

— Вот о чём ты подумала, — шепчу. — Я без задней мысли, Ксани.

Ситуация не располагает, да… Она кивает, закусывая губку, готовясь терпеть.

Твою мать.

Первый, самый большой осколок выдернул быстро, моментально зажав пальцами рану, не давая крови вытекать бесцельно. А вот чтобы вытащить второй, нужно постараться. Коварная стекляшка вошла глубоко, наружу торчит очень маленький край. И чтобы ухватить, придётся раздвинуть пальцами порез. Дьявол. Ксания с хриплым вздохом повисла у меня на плечах, уткнулась лбом в грудь. Она учащённо дышит, и я не понимаю, страх это или боль. Я крепко прижал её к себе.

— Ещё один, — хриплю.