В погоне за призраком, или Испанское наследство

– Конечно, конечно. – Роберт отцепил от пояса небольшую серебряную фляжку и протянул ее Харту.

С наслаждением напившись и получив столь прекрасный пример чужого благородства, Уильям даже почувствовал прилив сил и снова попытался привести в порядок головной убор и отряхнуть пыль с одежды.

– Однако мне показалось, что нам удалось удрать, – простодушно заметил он. – Как же вы меня нашли?

– Правда, – согласился Амбулен. – Негодяи, которые бросились по вашим следам, быстро устали и угомонились. Но я не спеша двигался вдоль побережья и, миновав рощу, набрел на трактир. Вы были там не один, и я не стал вам докучать. Но теперь, когда ваши друзья уплыли...

– Уплыли? Друзья? Вы хотите сказать...

– Ну да, все, с кем вы пировали в корчме, – неуверенно сказал Амбулен. – По-моему, они все уплыли на тот корабль, что стоит в бухте. Я не знал, почему вас оставили здесь, поэтому решил дождаться, пока вы проснетесь, чтобы узнать, не требуется ли вам помощь.

– Вы видели этого одноглазого? – живо спросил Уильям. – Знаете, это пират...

– Да, я знаю, – просто сказал Амбулен. – Его здесь многие знают. Это Веселый Дик. Он был квартирмейстером у Черного Билла. Но говорят, что между ними с некоторых пор словно кошка пробежала. Ходили слухи, что Веселого Дика то ли повесили, то ли высадили на необитаемый остров. Но раз он все-таки здесь...

– Вот как? – Уильям был озадачен. – Его повесили? Так говорят? И когда это произошло?

– Да уж два-три месяца минуло, – сообщил Амбулен. – А вы разве не знали?

– Откуда мне знать? Ведь я не пират, – сказал Уильям.

– А я выбрался в Новый Свет, чтобы поплавать под черным флагом! Если попасть к верному капитану, то и самому можно словить удачу. Просто я никак не выберу, куда мне наняться. Скажу вам честно, все каперы, которые приходили сюда в порт, как-то не пришлись мне по душе. Может быть, мне просто не везет?

– Вы хотите стать пиратом? – искренне удивился Уильям. – По собственной воле? Наняться на корабль?

– Да, я с детства мечтал о том, чтобы поплавать по морям! – сказал Амбулен, и лицо его снова приняло мечтательное выражение. – Судовой врач Амбулен – неплохо звучит, как вам кажется?

– Звучит неплохо, – согласился Уильям. – Но ведь вы почему-то так и не нанялись ни на один корабль.

– Пока нет, – с легкостью согласился Амбулен. – Но здесь очень много перспектив для деятельного человека. Думаю, если как следует озаботиться... А у вас какие планы, сударь?

Уильям вздохнул и обернулся. Солнце уже зашло. На фоне алеющей кромки заката силуэт флейта был виден столь отчетливо, словно был нарисован тушью на стекле фонаря.

– Как это ни странно, – сказал он без восторга, – но я тоже собираюсь наняться на пиратский корабль.

Глава 9

Следы на воде

Карибское море. Мартиника. Барбадос

Когда Лукреция увидела, как летит в воду большой якорь «Черной стрелы» и проваливается в зеленоватую пучину, обдав сверкающими брызгами крашенный в черно-белые цвета борт корабля, то у нее возникло странное ощущение, будто она своими глазами видит, как с ее души падает камень, невыносимым бременем давящий на нее долгие месяцы путешествия. Длительное плавание изматывало ее, и чем ближе были воды Карибского моря, тем сильнее натягивались ее нервы, заставляя ее метаться по каюте, как тигрицу в клетке.

Однообразные дни, попутный ветер, незамысловатая пища – все вызывало у Лукреции яростное раздражение. Порой ей хотелось, чтобы разразилась буря, чтобы ураганный ветер переломал мачты и волны смыли за борт половину команды. Или чтобы из синей дали вдруг вынырнул черный корабль с размалеванной тряпкой вместо флага и вступил с ними в жаркую схватку – чтобы грохотали пушки, трещали борта, с хрустом ломались и рвали канаты мачты, чтобы ручьями текла кровь – все равно, своя или чужая. Иссушившие ее сердце желание мести и неудовлетворенное тщеславие искали выхода, а ее тяга к разрушению себе подобных не находила выхода.

Иногда, забившись в угол кровати и обхватив руками колени, она часами сидела так, уставившись в иллюминатор, и пыталась беспристрастно разобраться в своей кипящей страстями душе. Уже давно она не испытывала никакой радости ни от любви мужчин, ни от зависти женщин. Ее сердце снедала неутолимая жажда власти, все люди были для нее лишь игрушками, которые она привыкла ломать в бесконечных попытках понять, как они устроены. Временами жизнь представлялась ей длинной шахматной партией, в которой пешки выходили в ферзи, короли не могли переступить через клетку, а ладьи и офицеры бессмысленно гибли в угоду тому, кто переставляет фигуры. Она не хотела быть фигурой, она хотела быть игроком! Бессильная злоба на жизнь, в которой она давно не видела ни малейшего смысла и о которой когда-то так жарко молила, прискучила ей, и, заглядывая в себя, она с ужасом понимала, что давно уже умерла. Умерла в тот самый момент, когда сделала свой самый первый шаг к богатству и могуществу, предав свои наивные мечты и простодушную любовь.