В погоне за солнцем (СИ)

— Думаю, вы бы справились быстрее, — серьезно сказал Эрелайн. Только смешинки в глазах, сейчас сине-свинцовых, выдавали его настроение — и намерение. — Вряд ли Лоир смог бы долго выдерживать ваш напор.

— Мне бы стоило на вас обидеться, — с достоинством начала она — и звонко закончила: — но шутка слишком хороша! — И, уже рассмеявшись, продолжила: — Все-таки как преувеличены слухи о вас! Каждый раз убеждаюсь. Поговори с вами те, кто им верит — хоть бы пять минут! — непременно поняли бы, какая это чепуха!

— Слухи? — улыбка, прячущаяся в уголках губ, сменилась напряжением. — Кажется, я не совсем понимаю, о чем вы.

— А, — Элени замолчала, нахмурившись, точно сожалея о сказанном и теперь подбирая слова, чтобы объясниться. И, помедлив, продолжила уже без прежней легкости: — Я не уверена, что стоит об этом говорить, но в последнее время до меня доходят… не очень приятные слухи. О вас. В них нет ничего откровенно едкого или обличительного, унижающего, но я знаю, когда в словах звучит злость.

Она сделала небольшую паузу, остановившись — и вновь заговорила:

— А она — эта злость — звучит. Вы, наверное, хотите спросить, что говорят о вас? Боюсь, я вас разочарую. Ничего конкретного, ничего — в открытую, и всегда не в присутствии тех, кто мог бы считать иначе. Полунамеки, обрывки фраз — этого так мало, чтобы убедиться, и так много, чтобы понять. Прежде вас называли Безупречным, теперь — Бесстрастным. Чувствуете? Всего полшага до «жесткосердечного», безучастного к чужой боли, не знающего жалости — только холод и злость.

— И только? — Эрелайн на мгновение прикрыл глаза, чтобы скрыть волнение. Голос не дрогнул. — Так же, как и раньше.

— Нет. Не так же, — леди вьер Ниес улыбнулась, но тон ее оставался по-прежнему серьезным. — Я знаю, что не так же. К тому же… лорд вы знаете, как появляются слухи?

— Кто-то кому-то что-то сказал. К чему вы это спрашиваете? — Эрелайн нахмурился, не видя, куда и к чему она клонит — а это ему не нравилось.

В голосе отчетливо прозвучали первые нотки раздражения.

— Все верно, — Элени улыбнулась той загадочной женской улыбкой, которая всегда говорит о том, что ваша прелестная собеседница водит вас за нос, зная, но отказываясь говорить. — Но перед тем как слух появится, непременно должно что-то случиться. Какое-то событие, которое послужит толчком.

— А если никакого события не случалось?

— Вот именно. «Если никакого события не случалось», — довольная, точно кошка, проговорила Элени. — Обыкновенно слухам мы обязаны отвернувшимся от нас друзьям и поклонникам. Но среди тех, кто сплетничает о вас, едва ли есть таковые. Слухи же, лорд, всегда кому-то нужны. Это — инструмент, у кого-то отточенный и смертоносный, как отравленный ядом кинжал, а у кого-то — грубый и бьющий мимо.

— Вы ведете к тому, — начал Эрелайн, не сводя с нее тяжелого, потемневшего взгляда, — что кто-то намеренно пустил слух, начав против меня игру?

Элени не успела ответить. Из распахнутых в весну дверей вышла, медленно спускаясь по ступеням и придерживая подол жемчужно-серебряного платья, Ириенн. Оно казалось бы слишком строгим, если бы не вышитый узор, вьющийся по юбке, и не отделанный жемчугом лиф. Волосы, поднятые наверх, но не собранные в прическу, струились по плечам мягкой волной. Сегодня она казалась особенно утонченной, хрупкой, ломкой — как будто сделанная из тончайшего фарфора.

Извинившись, Эрелайн отвернулся от своих собеседников, чтобы первым встретить спускающуюся по ступеням невесту.

— Мое почтение, леди. Вы сегодня как никогда прекрасны.

Ириенн присела в реверансе, не поднимая на него глаз. Голос ее звучал мелодично, но тихо:

— Мое почтение, лорд. Вы очень любезны.

— Едва ли это можно назвать «любезностью», — Эрелайн улыбнулся. — Потому что это правда.

Ириенн улыбнулась в ответ, но улыбка вышла натянутой, вымученной. И когда их взгляды на мгновение встретились, она опустила глаза.

— Если вы не возражаете, я ненадолго вас оставлю. Но мы еще непременно поговорим сегодня.

— Разумеется! — эта улыбка Ириенн была настоящей. Как и его.

Они оба знали, что к разговору сегодня не вернутся, и не собирались возвращаться. Но светские условности требовали сказать другое, даже если это будет ложь. Зачем нужна правда, если она может нанести оскорбление? Зачем нужна правда, когда она — неприлична?

Ириенн легким шагом направилась к одному из кружков звонко щебечущих леди. Зонт, который она прежде держала, опустив руки, поднялся вверх и с тихим шелестом раскрылся над ее головой. Эрелайн бросил ей вслед долгий взгляд, и на мгновение ему показалось, что среди выбранного ей кружка он увидел край золотистого платья Элени. Впрочем, почти сразу он забыл об этом как о несущественном: пора было заняться делами, которые привели его сюда.

Чета вьер Лиин еще встречала последних, запоздалых, гостей, но все, кто интересовал Эрелайна, уже собрались и негромко разговаривали, отойдя в тихий угол парка, под сень старого дуба.