В погоне за солнцем (СИ)

Тихую кудель воды мы не столько слышим, сколько чувствуем. Воды мурлычут, что-то шепчут, свивая текучую пряжу цвета летнего неба, и их ласковое, размеренное дыхание течет по венам вместе с кровью, вливаясь в нее спокойствием задумчивых озер, поющим восторгом горных потоков и озорной радостью весенних ручьев.

— Искупаться. Ты плохо слушаешь песнь воды, Мио, — улыбнулся он. — Спорим, здесь есть река?

— Надейся, что это река, а не поросший тиной и ряской овражек, — со смешком сказал я. — Проспоришь еще желание!

— И не мечтай!

Голос донесся уже откуда-то из-за деревьев, как раз в направлении звенящего ручья. Я, насвистывая какой-то дурацкий мотивчик, — вот же дурацкая особенность перенимать привычки приятелей! — шагнул под сень деревьев, выискивал среди травы опавшие ветви. Их было мало. Я едва насобирал небольшую охапку — настолько небольшую, что легко удерживал ее в руках. Ломать отмершие, высохшие ветви было жаль, как будто погожий весенний день и шальная весна еще могли подарить им вторую жизнь. Поколебавшись, я решил, что пока хватит и этого, и, оставив их, вернулся к лагерю.

Камелия сидела, склонившись над мешочками с крупкой, и с интересом их рассматривала. Вещи уже были разобраны — вернее, разбросаны в беспорядке по поляне. Я подозревал, что она, не мудрствуя, просто перевернула сумки вверх дном и вывалила все на землю.

Только осознание того, что девушка «хотела как лучше», позволило мне сдержаться и не рявкнуть на нее сразу. Я глубоко вдохнул, мысленно досчитал до десяти… нет, до двадцати — и, проглотив все пришедшие на ум колкости, обратился почти дружелюбно:

— Камелия! Ты все вверх дном решила перевернуть?

Девушка ойкнула и, спохватившись, взмахнула руками. Вещи рванули, кто куда. Каши в обнимку с подстилкой нырнули в одну из чересседельных сумок, завернутый в тряпицу сыр юркнул в мешок с овсом, сменная рубашка повисла на ветви склонившегося к поляне дерева, а чемодан Камелии зачем-то перелетел через круп моей Стрелочки.

(«Стрелочек» у нас теперь две. С Звездочкой проблем не возникло: чалую кобылку, сразу приглянувшуюся леди, продавший нам лошадей крестьянин все же изволил назвать. А вот чем отличались друг от друга Ленточка и Стрелочка мы так и не поняли, и, не мудрствуя, стали называть обеих Стрелочками — за характерные полосы вдоль переносицы. Наши непривередливые лошадки ничего против не имели. Я подозревал, что они отзывались на что угодно — только бы кормить не забывали и не слишком утруждали).

Камелия, осознав ошибку, поспешила исправиться. Только-только улегшиеся вещи вновь взвились в воздух и, сталкиваясь друг с другом, разлетелись по им причитавшимся местам. Когда в чересседельную сумку юркнула последняя вещица, девушка заискивающе посмотрела на меня. Я только покачал головой, мысленно поздравив ее с тем, что этой сцены не видел Нэльвё. Он, кстати, за то время, что я выискивал хворост и задавался этическими вопросами, успел вернуться, соорудить вокруг костра сложную конструкцию, водрузить на нее котелок — и снова удрать.

— А как варить кашу? — робко спросила девушка, смотря на меня щенячьим, полным обожания и мольбы взглядом.

Мне очень хотелось во все горло закричать: «Никак!!!» — и вырвать мешочек из ее тоненьких, незнакомых с работой пальчиков (подозреваю, самое тяжелое, что она когда-либо держала — столовая вилка), но я героически сдержался, сохранив каменное выражение лица. И мягко предложил:

— Камелия, быть может, вы оставите эту работу мне?

Любая другая девушка благородного происхождения, оказавшаяся в ее ситуации, с радостью бы спихнула подобную «радость» на сопровождающих. Но — увы! — Камелия к «любым девушкам» не относилась.

— Вы работаете, а я сидеть буду? Нет уж! — воскликнула она возмущенно. И добавила, уже тише, без прежнего пыла, зато рассудительно: — И дольше.

Я присел у огня. Пламя, пляшущее среди травы, но не выжигающее землю, приветливо потянулось навстречу. Оно могло гореть и само, без хвороста, но тогда почти не согревало и казалось безжизненным, мертвым. — Подай, пожалуйста, мешочек с кашей.

— Нет, я сама! Пожалуйста! — глаза Камелии пылали, как никогда, и казались ярко-лазоревыми. — Высыпать сейчас или…

— Когда закипит, — обреченно сказал я. — И не забудь посолить. Хотя нет! Не надо!! Я сам, — спохватился я, живо представив, на что будет похожа каша, «посоленная» Камелией.

Хвороста оказалось даже меньше, чем я надеялся. Придется принести еще, причем немедленно.

Я встал и, небрежно отряхнув штаны от налипших травинок, коротко предупредил:

— За хворостом. Вернусь совсем скоро.

— А как долго варить? — окликнула меня Камелия уже у самой кромки леса.

— Пока не загустеет, — брякнул я, застигнутый врасплох такой постановкой вопроса. По мне так каша или еще не готова, или уже готова. А сколько там времени проходит, всегда забываю.

* * *