В поисках Библии: Тайны древних манускриптов

Не без сожаления Петри перешел наконец из погребенного под песком древнего египетского города к соседнему поселению птолемеевской эпохи с его обширным кладбищем, расположенному в северной части Гуроба. Однако, каким бы незначительным оно ни казалось, пренебречь им было нельзя из-за поставленной задачи исчерпывающего археологического обследования данного района. Первая проверка подтвердила пессимистические настроения Петри. Остатки материальной культуры не шли ни в какое сравнение с таковыми эпохи фараонов. Упадок был очевиден даже в том, как при Птолемеях хоронили мертвых, которые были погребены на краю пустыни. "Их мумии, — писал Петри в своих заметках, — лишены амулетов или украшений, все они превратились в черную пыль, их картонажи чрезвычайно условны и неинтересны, не имеют имен, а гробы их чудовищно примитивны; лишь некоторые из них поднимаются до гротеска, другие же таковы, что их устыдился бы житель тихоокеанских островов. Вместо носов — длинный треугольный выступ, глаза обозначены двумя зарубками в доске, рот — третьей. У некоторых нос не выделяется над поверхностью доски; у других глаза раскрашены белой и черной краской в ужасной попытке хоть как-нибудь украсить саркофаг. Внутри этих чрезвычайно грубых ящиков находились изящные по сравнению с ними картонажи". Однако тут же, вслед за этими удручающими словами, Петри добавляет: "Но то, что было никчемным во времена Филадельфа, сейчас — сокровище".

Когда Петри обследовал картонажи, или футляры для мумий, он подлинным чутьем исследователя заметил, что они образованы не слоями ткани, как во времена фараонов, а листами папируса, и некоторые из них хранили на себе следы текста. С этого момента начинается история Золушки. Эти захудалые безымянные покойники одарили мир самыми древними из известных до сих пор греческими рукописями.

Профессор Сейс, которому Петри поручил их издание, был весьма взволнован. Откопанные классические папирусы, по его словам, были "такого почтенного возраста, о котором самый оптимистически настроенный ученый не осмеливался и мечтать".

Картонажи долгое время использовались в качестве внутреннего футляра для мумий. Греческие поселенцы в этой погребальной практике вновь скопировали египтян, но они — с большой пользой для нас — упростили этот процесс. Вместо того чтобы обертывать мумии полотном, они использовали для этой цели выброшенные за ненадобностью листы папируса, которые смачивались и плотно прикладывались к голове, ногам, груди, плечам мумии. Поверх мокрых листов накладывался толстый слой штукатурки, которая затем окрашивалась более или менее яркой краской. Вначале листы папируса склеивались друг с другом, но, к счастью, от этой практики позже отказались. Дело в том, что без клея мумии оказались более долговечными: клей привлекал насекомых, и они поедали склеенный папирус слой за слоем, оставляя после себя только штукатурку.

Петри смог отделить картонажи от тридцати мумий. К счастью, большинство папирусов из Гуроба были без клея, но состояние их было ужасным. Удивительным само по себе было уже то, что некоторые из них после двухтысячелетнего пребывания в могиле вообще смогли пережить то обращение, которому они подверглись. В тех местах, где папирус был обращен текстом к штукатурке, буквы исчезли под химическим воздействием извести.

Откуда появились эти папирусы? Их физическое состояние подсказывало ответ. Прежде всего большинство документов были фрагментами разных текстов, и приобретались они древним гробовщиком, по-видимому, как мусор. Возможно, этим материалом его регулярно снабжал мусорщик, собиравший их в разных местах. Часто футляр одной мумии или даже нескольких мумий был сделан из обрывков одного и того же текста, которые можно было сложить вместе. В одном случае, например, эти фрагменты оказались частными и официальными бумагами колониста, из которых удалось восстановить его карьеру. В отдельных случаях длинный документ шел в дело целиком, особенно когда его использовали для того или иного более ровного участка тела. Затем, если улыбнется счастье, "его можно было извлечь в таком виде, как будто более чем двухтысячелетнее погребение не нанесло ему ни малейшего вреда".