В поисках древних кладов

— Встанем бортом поперек кормы янки, — продолжал Клинтон. — Так как они выше, чем мы, мне понадобятся ваши лучшие люди, мистер Денхэм. Да, и снабдите их кошками. Во время сближения «Черный смех» попадет под бортовой залп клипера. Верхняя палуба «Гурона» расположена метра на три выше, чем у канонерской лодки. Нелегко будет вскарабкаться абордажной команде на корму невольничьего корабля.

— Черт возьми! Они выкатывают орудия. Все-таки хотят с нами драться, — перебил его Денхэм и извиняющимся тоном добавил: — Прошу прощения, сэр. — Он извинился и за невежливость, и за богохульство.

Кодрингтон опустил подзорную трубу. Его корабль подошел так близко, что труба была уже не нужна.

На верхней палубе клипера располагалось по шесть пушек с каждого борта. Стволы их были вдвое длиннее, чем у тяжелых карронад «Черного смеха». Однако калибр стволов был гораздо меньше. На глазах у Клинтона они принялись наводить пушки на его канонерку, одну за другой, начиная с кормы.

Даже без подзорной трубы Кодрингтон различил высокую худую фигуру в простом синем кителе. Обманчиво ленивой походкой человек переходил от пушки к пушке, собственноручно наводя каждую из них, и жестами приказывал орудийным расчетам подтянуть лебедки и развернуть орудия на цель.

Сент-Джон подошел к носовому орудию и тщательно навел его. Он задержался возле него на несколько секунд дольше, чем у остальных. Потом вспрыгнул на фальшборт клипера и остался стоять, балансируя уверенно, как акробат, словно не ощущал непредсказуемых рывков лишенного руля корабля.

Сцена ярко отпечаталась в мозгу Клинтона. Она была настолько театральной, что, казалось, в конце представления актеры выстроятся вдоль рампы и раскланяются под аплодисменты зрителей. Череда нагих черных тел, стоявших плечом к плечу с одинаково вытянутыми руками, прикованными наручниками к тиковому планширу, составляла хор. Солисткой была худая женщина, казавшаяся среди них неожиданно хрупкой и маленькой. Ярким пятном выделялся лиф ее платья, желтый, как лютик, он неотступно притягивал взгляд Клинтона. Лиф отвлекал его, а это в данный миг он себе позволить не мог.

Американец, казалось, следил за Кодрингтоном, выделив его из группы офицеров. Даже по другую сторону широкой полосы воды Клинтон ощущал гипнотическое притяжение странных глаз, испещренных золотыми искрами. Такие глаза бывают у хищника, у леопарда, который с ленивой гибкой грацией притаился на суку у источника и ждет, когда добыча окажется прямо под ним.

Головы орудийных расчетов находились на уровне колен Манго Сент-Джона. Бледные напряженные лица резко контрастировали с неподвижными рядами черных рабов, скорчившихся возле орудий, и длинные стволы превратились для Клинтона в маленькие темные кружочки: он смотрел прямо в жерла.

Люди сидели и на рангоуте клипера, на салингах, реях и мачтах, и на фоне затянутого облаками неба отчетливо выделялись длинные стволы их ружей. Это, очевидно были отборные стрелки, лучшие на «Гуроне», и их непременной мишенью станет группа офицеров на юте канонерской лодки. Клинтон надеялся, что бешеные скачки «Гурона» под штормовым ветром собьют их прицел.

— Джентльмены, вплоть до начала боевых действий советую вам уйти в укрытие, — тихо сказал он Денхэму и Феррису.

Ни тот, ни другой не двинулся с места, и в нем шевельнулась гордость. Это была традиция, заложенная Дрейком и Нельсоном, — не отступать перед грозящим шквальным огнем. Клинтон тоже остался на палубе, он стоял непринужденно, сцепив руки за спиной, и отдал команду рулевому немного изменить курс. «Черный смех» рвался вперед, как терьер, намеревающийся мертвой хваткой вцепиться в нос быку.

Американец повернул голову, оценивая в последний раз расстояние до цели, и сделал поправку на качку. Феррис пробормотал освященное веками проклятие, и у Клинтона язык не повернулся его упрекнуть: это тоже входило в великую традицию.

— Что нас сейчас ждет… — начал Феррис, и Сент-Джон, словно услышав его слова, вынул из ножен шпагу и поднял ее над головой.

Все три офицера невольно затаили дыхание. Клипер находился во впадине между волнами, пушки смотрели вниз, в море неподалеку от борта, потом волна приподняла корабль, пушки выровнялись, и Сент-Джон взмахнул шпагой.

Шесть пушек одновременно подпрыгнули, и в пятнадцати метрах от борта распустились облачка белого дыма. В полной тишине зрелище было пугающим, звук еще не долетел до них, и в бесконечную долю секунды им показалось, что бортовой залп «Гурона» дал осечку.

Потом со страшным ударом, разрывая барабанные перепонки, стеной навалилась взрывная волна. Разрежение воздуха, вызванное ею, казалось, способно высосать глазные яблоки из глазниц. Со щелчком, похожим на удар хлыста, над головой Клинтона лопнул штаг.

Это ядро прошло высоко, но палуба под ногами капитана запрыгала от ударов других ядер, корпус загудел, как исполинский бронзовый гонг