Генрих размышлял, что со стороны, если кому-то он рассказал бы то, что с ним происходило последние несколько дней, могло бы показаться, что ему приходится очень тяжело. Драки, стрельба, преследования, общение с такими, ну, скажем так, непростыми людьми, как Бероев и Михаил Львович, и не всегда обычное к тому же общение, непривычное, идущее часто через физическую силу. Все перечисленные факты, конечно, могли бы вызвать у рядового, неподготовленного человека целый коктейль негативных признаков физического и психологического характера. Но у Данзаса они не вызвали ничего. Вот получилось так, что в физическом плане Данзас обошелся несколькими царапинами, да и настроение его, в принципе, оставалось достаточно ровным. Видимо, все дело было в том, что драки, стрельба, преследования являлись для него относительно привычными атрибутами жизни, и он реагировал на них автоматически, без аффекта, имея уже издавна иммунитет к таким ситуациям. А общение с людьми разного сорта по большому счету доставляло ему даже удовольствие. Чем дальше и глубже он проникал в сознание своих врагов, тем больше тот или иной типаж напоминал ему самого себя. А разве можно утомиться или обрести скверное самочувствие и настроение от действий родственной души? Данзас был уверен, что нет. Точно так же, как и Неверов, как и когда-то его командир Липатов, Генрих понимал и чувствовал смерть. Он осознавал ее неизбежность, именно осознавал, в отличие от многих других, которые только знают, что она существует, но существует где-то там, невероятно далеко от них. Его тоже, как и Евгения, воспоминание о смерти иногда приводило к серьзному падению духа, что, лишь пройдя через чудовищные перегрузки, Генрих мог подняться и обрести прежнюю форму. Однако в отличие от Евгения он не бежал от смерти, он шел ей навстречу. В последнее время Генрих старался хоть чем-то достойным заполнить тот отрезок жизни, что ему остался. Данзас подумал, что если он заполнит свою жизнь чем-то, очень важным, нужным, необходимым, тем, без чего никогда никому нельзя будет обойтись, то примет смерть без страха и сожаления.
Возможно, этим "чем-то необходимым" станет любовь. А возможно, нынешняя жизнь и стала этим "чем-то". Он уже спас молодого солдата Семена, а еще следовало спасти этого подростка из лап вурдалака Терпугова.
Как жаль, что еще многое было не сделано. Как жаль...
***
Эмчээсовцы обедали внизу, в гостиной. Екатерина приготовила картошку со свиной тушенкой. Сергей открыл припасенную банку маринованных огурцов. А проснувшийся Неверов сварил кофе. Вечер вовсю уже вступил в свои права. Только Виктор мирно спал в своем кресле. Они трое сидели за столом, аккуратно жевали здоровую пищу и молчали.
- Пошли, Женя, на кухню, покурим. - после обеда заявил Сергей.
Они прошли на кухню. Неверов вытащил сигареты, закурили одновременно. Струйки душистого дыма постепенно слились в один поток, превратившись затем в мутный клубок. Клубок поднялся к потолку и завис там.
Евгений услышал легкий шум, кто-то шел к ним по коридору. Это, скорее всего, была Екатерина. Но войти в дом через веранду мог кто-то посторонний. Неверов и Червяков знали, как никто другие, что при наличии самых что ни на есть благоприятных обстоятельств, даже самая что ни на есть безобидная ситуация может вдруг резко и на первый взгляд беспричинно обернуться своей противоположностью. И чтобы подобное стремительное изменение не стало проблемой, такие как они должны быть к такой внезапной перемене всегда готовы, словно пионеры. Всегда... Неверов несильно толкнул Червякова локтем. Сергей тотчас бесшумно вынул из шкафа пистолет, щелкнул затвором. Быстро подошел к двери. Встал спиной к стене справа от входа.
Дверь отворилась, и вошла Екатерина. Сергей спрятал пистолет под куртку.
Лицо женщины сияло. Екатерина смеялась. Оба мужчины никогда не видели, что Екатерина может так смеяться - весело, заразительно, счастливо, будто вокруг ничего не происходит. Екатерина торжественно сообщила им, что мальчик пришел в себя и она будет с ним сидеть до самого отъезда.
Мальчик, сообщила Екатерина, такой агнец. Ему тринадцать лет, большеглазый, полногубый, стройный красавчик. А волосы у него длинные, волнистые, светлые...
Червяков вынул снова из-под куртки пистолет, за руку притянул Екатерину к себе и приставил пистолет к ее правому глазу. Женщина вскрикнула неожиданно - хрипло и жалко.
− Не расслабляйся, − проговорил он, смотря Екатерине в глаза, - иначе скоро всем нам крышка.
Червяков убрал пистолет и слегка ударил Екатерину по щеке, потом еще раз.
− Ты сумасшедший! - крикнула женщина.
− Как и ты. − тихо проговорил Сергей.