В поисках императора

Всегда замкнутый и сдержанный, не допускающий никакой фамильярности, никаких разговоров на дружеской ноге, князь тем не менее разделял все, что выпадало на долю его солдат, – грязь, непосильную бесконечную дорогу, морозы. День за днем он жил их жизнью с тех пор, как была потеряна последняя связь с верховным командованием.

Сам великий князь Николай[2] подал эту идею государю на последнем заседании Государственного совета:

– Не нравится мне наш Преображенский! Разве здесь ему место? Они еще с крымских кампаний с турками воевали, такими молодцами себя на южных границах показывали, ваше императорское величество! Туда их, на юго-восточный фронт!

И царь согласился.

Прежде чем поставить августейшую подпись на указе, Николай II помедлил, и золоченое перо замерло в воздухе.

– Царевич будет вашим почетным шефом.

– Эту честь полк будет отстаивать до последней капли крови, ваше величество! – ответил императору старший адъютант, вытянувшись по стойке смирно и щелкнув каблуками.

И полк из Галиции двинулся по нескончаемым российским дорогам за Каспий.

Командующий Преображенским полком князь Ипсиланти, друг великого князя Николая с детских лет, пытался помешать переброске. Ему претили восточные традиции: вечная азиатская привычка поддерживать мир, исподтишка готовясь к войне, противоречила его представлению о военной славе. Он хотел бы драться в Пруссии и Померании с немцами. Воспитанный в Париже в последние годы царствования Наполеона III матерью, греческой княгиней и дочерью маркиза Санторино, он с детства проникся ненавистью и презрением к азиатам, чувствами, которые греки всегда питали к ним.

И словно кому-то пришло в голову подыграть гордому князю: ни одной стычки с южными соседями. Полк разбивал лагерь за лагерем в поисках возможных врагов, но те, по-видимому, были слишком заняты войной с англичанами.

Однажды мартовским воскресным утром, когда полковой священник заканчивал службу, в лагере раздались громкие крики.

– Полковник, извольте справиться, что там происходит! – бросил Ипсиланти сквозь зубы командующему одного из батальонов.

А случилось вот что: в лагерь завернули торговцы-евреи. Они рассказали, что в Петербурге большие беспорядки.

– А царь-то что же? – спрашивали солдаты.

– Неизвестно, где он. На фронте, наверно. Ходят слухи, что он отрекся.

Все это казалось совершенно невероятным, но князь почувствовал смутное беспокойство. Он изъявил желание лично поговорить с еврейскими торговцами и показать этим грязным людишкам, чья власть в России.

Но те уже исчезли, словно никогда и не появлялись.

– Может, они вашим солдатам во сне привиделись? – спросил князь капитана Кареля, который явился к нему с докладом.

С того дня по полку начала расползаться нервная лихорадка. Многим она не давала уснуть длинными зимними ночами, когда утро все не наступало, а наступив, ничем не отличалось от ночи. Весны ждали как чуда, как освобождения, как подарка.

А зима не кончалась, и ночи не укорачивались. Уже много лет в этих местах не было такой холодной и снежной зимы, с морозами которой не сравниться даже холодам в год японской войны. Вокруг лежали бесконечные пространства без единого признака жилья, и не было никакой возможности понять точно, где же находится полк, помнилось только, что последние городские квартиры он оставил в ноябре.

Как это возможно держать здесь целый полк без единого указания, что делать дальше? Командующий решил сначала выслать на северо-запад десант, но потом передумал: двигаться в путь надо всем вместе. Ему так нужна связь с верховным командованием, чтобы вернуться в зону военных действий на западе, туда, где и должен находиться Преображенский.

А по лагерю продолжали ползти слухи, в которых каждый день появлялись новые подробности. Казалось, торговцы не исчезли, а продолжали нашептывать свое дни и ночи: царь на фронте и отрекся, царицу держат во дворце, как в тюрьме, а в самой столице восставшие части бьются с частями, верными царю. Кто-то даже говорил, что там провозгласили республику.

Это странное, подвешенное состояние не могло более продолжаться. Нужно было что-то делать, но что?

Та к начался этот поход, которому суждено было продлиться почти год.

– Пусть солдаты думают, что нам предписано двигаться в новом направлении с важнейшей стратегической целью. Нужно почаще напоминать им об их верности государю и солдатской чести, и прекратить наконец, слышите, прекратить эти деморализующие слухи! Я на вас рассчитываю, господа офицеры! Попробуем добраться до какого-нибудь города, откуда можно телеграфировать в Петроград. Нам всем ясно, что погода не благоприятствует маршу, но мы не можем находиться здесь вечно. Там льется кровь, там воюют и умирают. Царь не может обойтись без Преображенского полка, а мы – без его приказов. Я напоминаю вам о присяге в вечной верности, которую мы принесли священной персоне императора. Есть вопросы, господа?